Два года пролетели как один миг, и к 1986 году общественность начала наконец забывать о случившемся.

Тинацу, любовница Юдзуру, после получения приличной суммы отступных переехала из квартиры в доме Фудзинами и начала работать в Гиндзе. Тэруо и его дочь, лишившись крова, переселились в их опустевшую квартиру. Икуко, похоже, по-прежнему жила одна.

Леона тем временем стала еще популярнее, снявшись в совместном японо-американском фильме «Ойран», вышедшем на широкие экраны в 1986 году. Картина рассказывала о романтических отношениях между американским офицером, посетившим Японию в конце периода Эдо, и ойран[99] из Йокогамы, и имела огромный успех. Улыбающееся лицо Леоны смотрело на нас с обложек журналов и экранов телевизоров.

В марте того же года Леона триумфально вернулась на экраны в программе о своей жизни – она приобрела особняк с бассейном в Беверли-Хиллз, в Голливуде, и была выше облаков, недосягаема для простых людей вроде меня.

В этой программе Леона рассказала о родном доме на склоне Темного холма Кураями. Она планировала вернуться в Японию и, расчистив участок, построить на месте дома в Йокогаме студию кино и музыки.

Когда я рассказал об этом Митараи, выражение его лица меня смутило.

Было прекрасное воскресное утро 11 мая 1986 года. Мы поздно встали и закончили свой завтрак с тостами. Раздался нетерпеливый стук в дверь. Я по привычке предоставил Митараи шанс ответить, ведь такой стук – обычное дело для иностранцев.

– Войдите, – сухо ответил мой друг, переворачивая страницы журнала.

Дверь открылась.

– Hi! It's been a long time![100]

Услышав английскую речь, я встал и готов был уйти, чтобы заняться мытьем посуды. Но, повернувшись к двери, тут же застыл на месте.

В дверном проеме стояла прекрасная женщина, будто явившаяся из другого мира, прямо с рекламного плаката. Женщина с безупречным стилем и широкой уверенной улыбкой. На ней была зеленая блузка и коричневая юбка, облегавшая ее прекрасные ноги. Она направилась прямиком к нам. Я не мог поверить в реальность происходящего – казалось, я очутился в сцене из фильма.

– Ничего себе, сколько лет, сколько зим! Прошу, присаживайтесь. Есть еще какое-то дело для нас? – сказал Митараи.

Леона опустилась на диван, закинув ногу на ногу. Сумку она поставила на пол, а солнцезащитные очки подняла на голову. Она даже вела себя как кинозвезда. Потрясающее зрелище! Девушка совсем повзрослела: ее юношеская хрупкость, заметная два года назад, окончательно исчезла, а на смену ей пришли жесткость и динамичность уверенной в себе женщины.

– Небольшой сувенир из Америки. Надеюсь, придется вам по вкусу. – Леона достала из сумки бумажный пакет и положила его на стол. – Исиока-сан, прошу, не стесняйтесь. Присаживайтесь рядом.

– Да, спасибо, – ответил я, польщенный тем, что она помнит мое имя. Но сперва я заварил чай.

– Митараи-сан, – заговорила Леона совершенно незнакомым голосом, – вы были холодны со мной по телефону, я злилась на вас за это и все такое, но… Я была всего лишь ребенком. Не могла в полной мере оценить ваши старания и глубокие мысли. В конкурентном мире Америки я повзрослела, стала сильнее и теперь лучше понимаю этот мир. Я вам очень благодарна!

Митараи демонстративно закатил глаза. Даже мне ее слова показались преувеличенными и крайне неуместными.

– Вы меня переоцениваете. Только ваши способности позволили вам сняться в «Ойран».

Леона выразительно покачала головой из стороны в сторону.

– Я столкнулась с множеством отказов. Думайте, что хотите, но я не создана для шоу-бизнеса! Если мне предложат уволиться, сделаю это прямо завтра.

Митараи рассмеялся.

– И кто же вам это предложит?

Леона молча смотрела прямо в глаза Митараи – ее прекрасные глаза были наполнены грустью. Я вздрогнул, хотя она смотрела не на меня. Я, кажется, наконец понял слова мистера Пэйна, которыми он восхвалял красоту Клары.

– Может, вы?

– Нет, не предложу, – мягко ответил Митараи.

– А если я скажу, что выхожу замуж и хочу завести детей?

Митараи молча кивнул, затем медленно произнес:

– Решать только вам.

Леона вздохнула. Я поставил пустые чашки на поднос и унес их на кухню.

– Спасибо, Исиока-сан, – поблагодарила Леона, а затем продолжила, не обращаясь ни к кому из нас – ни ко мне, ни к Митараи: – Я была глупым ребенком, не переставала думать о произошедшем и наконец поняла, насколько ужасным было то, что случилось с моей семьей. Я осознала, насколько продуманными были ваши действия, и была готова признать свою слабость. Но все изменилось. В двадцать три года я уже преуспевающая актриса, уважаемый человек. Ради своего будущего я хочу навсегда покончить с этим инцидентом. Иначе не смогу полностью посвятить себя работе.

Митараи пристально всматривался в выражение лица Леоны, словно пытаясь оценить ее прогресс.

– Сегодня воскресенье. Снос бани Фудзидана-ю пока приостановлен. Простите за прямоту, но сегодня – мой единственный выходной, – сказала Леона.

– Завтра приступаете к новому проекту? Сможете ли справиться с сильнейшим потрясением, полученным сегодня?

– Два года назад я, скорее всего, не справилась бы. Но сейчас все изменилось. Я готова к любым потрясениям. Мир, в котором я теперь живу, куда сложнее, чем вы думаете.

– Хорошо. Исиока-кун, мне нужны все свечи, которые ты сможешь найти, большой фонарь и пара сапог, – сказал Митараи, повернувшись ко мне.

– Свечи и сапоги?! – воскликнул я.

Стоял невыносимо жаркий солнечный день. На небе не было ни облачка, и только приятный приморский воздух обдувал улицы у станции Басямити.

По указанию Митараи я надел свои самые старые джинсы, которые давно собирался выбросить, и резиновые сапоги – наряд, больше подходивший для похода на рыбный рынок Цукидзи[101]. Митараи был одет так же, поэтому мы, в компании всемирно известной актрисы, были едва ли не самой заметной троицей на улицах современного города Йокогамы. Мы быстрым шагом направились к «Мерседесу» Леоны, припаркованному недалеко от станции. В наплечной сумке я нес большой фонарь, свечи и еще одну пару обуви – предметы, о которых попросил Митараи.