— И что нам делать?

— Что и положено. Продолжать работать, делать свое дело. Я думаю, в нашем распоряжении есть время до зимы, чтобы подготовить свой отход...

Обновление на 2.02.17. рабочий текст...

Глава

Через решетчатое и заснеженное оконце струился свет. От нечего делать я накручивал круги по камере. По моим расчетам на дворе был конец января. Новый год минимум как три недели назад прошел. О том, что творится на воле, я не знал. "Тюремный телеграф", почему то здесь не работал. То ли стены тут другие, то ли "зеки" азбуку не знали. Газет мне в мою "одиночку" не приносили, хотя в чтении книг не отказывали. Из библиотеки приносили все, что я просил. Даже в чистой бумаге не отказывали. Все мои зарисовки "новой техники" на ней аккуратно собирали и куда-то относили. Надеюсь не в туалет для "подтирки", а то зря "слив" информации из будущего получается, делаю.

За почти полтора месяца моего сидения здесь я встречался со следователем лишь один раз в первый день моего ареста. Он совсем еще молодой парень ознакомил меня с ордером на арест, а затем пояснил, в чем меня подозревают, после чего надолго забыл о моем существовании. Всматриваясь в высоко расположенное оконце, я вспоминал, как все это начиналось...

Вызов в Москву поступил неожиданно и вдобавок ко всему не вовремя, шла подготовка бригады к возможной отправке на Воронежский фронт. Дел было по горло, а тут такое. В штабе Северной группы войск Закавказского фронта все понимали, но приказ убыть в Москву подтвердили. Единственная надежда была на то, что все вопросы на Старой площади решаться быстро, а "небесная канцелярия" обеспечит летунам хорошую погоду. Не зря говорят, что во всем плохом всегда надо искать положительное так и тут оно присутствует. В наркомате побываю, узнаю, куда и когда нас отправлять собираются, уточню о своих парнях, не вернувшихся в бригаду из Минска, заодно вывезу собранные мной на Кавказе артефакты и просто красивые вещи. Должен же и я пополнять коллекцию "холодняка", хранившегося в квартирной нише. Может, что удастся узнать о Татьяне, так как писем от нее больше не поступало.

Возложив все заботы на "узкие" плечи своих замов, уже к концу следующего дня я был в столице. Перелет прошел довольно успешно. На всем пути погода более благоприятствовала, а немецкие летчики далеко в наш тыл не залетали.

На аэродроме Подмосковной базы меня ждала машина и "комитет по встрече". В коим-то веке командир решил посетить свое собственное подразделение, брошенное им на произвол судьбы больше полгода назад. Вместо отдыха пришлось заниматься делами обходить все помещения и склады осматривать технику и вооружение, знакомиться с новым личным составом. Особо придраться было не к чему. Несение службы и учебного процесса налажено как надо. Техника и вооружение в наличии и внешне содержались в порядке. Партполитработа с личным составом велась. Бойцы и командиры выгладят орлами, одеты, обуты, питаются неплохо, жалоб не высказывают, рвутся в бой и не скучают. В столовой кормят сравнительно неплохо. В санчасти больных немного — в основном простудившиеся. Лена Горохова успела похвастаться дочкой, а Шмит передал очередной доклад о состоянии дел. Что еще надо знать заскочившему на огонек командиру? Мне так на первый раз вполне хватит. Не знаю, как мои подчиненные, таскавшиеся за мной весь вечер и часть ночи, но я лично был доволен своей кратковременной инспекцией. Теперь хоть точно знаю, что у меня в распоряжении есть. Ну а как все это будет действовать в реальном бою, скоро увидим. Писем на мое имя хватало, в основном это были весточки от сослуживцев, лечившихся по госпиталям. От Татьяны ничего не поступало.

Ночевал у себя на московской квартире. В ней было все так же чисто прибрано и более или менее тепло. Мы снова ночью пили чай с управдомом и беседовали за жизнь. Традицией стало, однако. Иван Григорьевич сильно сдал, переживал из-за сына, который с зимы так и не объявился. Единственное что я мог сделать — обещать постараться выяснить через наркомат о судьбе парня.

С утра пораньше я явился на Старую площадь. К указанному в телеграмме кабинету меня проводил дежурный. Тут собралось несколько человек. Пара их них показалась мне смутно знакомыми, только вот я никак не мог припомнить, где же мы виделись. Меня приняли одним из первых.

В кабинете за большим столом сидело двое одетых в штатское мужчин средних лет. На приставном столе были разложены несколько карт и схем. Среди них я увидел и до боли знакомую схему Брестской крепости, сам такую в прошлом году рисовал. В углу за небольшим столиком с печатной машинкой сидела девушка в военной форме в петличке, которой красовался кубик. Практически сразу же к ней присоединилась еще одна девушка, с большим блокнотом и карандашом в руках.

Представившись членами комиссии, действующей по поручению Ставки, старший из мужчин предложил мне, как свидетелю и непосредственному участнику событий, ответить на ряд вопросов касавшихся предвоенного состояния частей Брестского гарнизона и обороны крепости летом прошлого года. Естественно я согласился. Единственное о чем меня попросили так это не спешить с ответом, сначала их обдумывать, а затем уже отвечать.

Под равномерный стук печатной машинки мне задавали вопросы, а я отвечал. Мурыжили они меня своими вопросами больше шести часов без перерыва на обед, лишь с короткими десяти минутными перекурами в туалете и легким перекусом горячим чаем с бутербродами. И то им покажи, и это объясни, и кто, где и как оборону держал, и кто каким сектором обороны командовал, и как действовали немцы, и почему мы действовали именно так, и вообще, почему я все это знаю. Много вопросов было по прорыву из крепости. Допрос мужики вели более чем профессионально, грамотно и обстоятельно, обращая внимание на каждую мелочь. По схеме крепости работали уверенно. Выпотрошили меня и мою память полностью. Когда поток вопросов ко мне иссяк, и я подписал листы протокола, отметив пропуск, меня милостиво отпустили отдыхать и возвращаться к себе в часть.

Торопиться мне было некуда. Хоть в Москве я задерживаться и не хотел, но в Наркомате, на ночь, глядя, меня никто не ждал. А раз так, то хочешь, не хочешь, оставаться в городе еще на сутки придется. Поэтому по дороге домой позволил себе перекусить в местной столовая. Плотно поев, одевшись у зеркала в гардеробе, я пошел на выход.

Дежурный, проверив мой пропуск и сверившись с каким-то своим списком, попросил пройти в один из кабинетов Комитета Партийного контроля. Почему этого не сделать, раз хороший человек просит? Куда идти я примерно знал. В октябре 41-го пришлось ходить по зданию, изучать его, планируя возможную оборону, заодно смотреть за тем как мои бойцы собирали брошенные(!) в кабинетах убегающими в эвакуацию партчиновниками за ненужностью (!) документы.

Требуемый кабинет я нашел быстро. Сидевшие на стульчиках у входа в него два средних лет армейских лейтенанта, занятые своим разговором, пропустили меня вперед. Внутри находился пожилой лысоватый мужчина, в полувоенной форме, выслушав меня, любезно попросил присеть на стул и немного подождать, а сам вышел из кабинета в боковую дверь. Она вернулся через несколько минут с папкой в руках. Практически вместе с ним в кабинет вошли и знакомые мне лейтенанты.