место — Старая Рязань принадлежали к Москве уже при Иване III, и сын его Василий еще прежде окончательного присоединения в. княжества Рязанского уже назывался рязанским{949}. Мы видели, как Иван III распоряжался Рязанью во время малолетства в. князя ее Ивана Ивановича; Василий продолжал поведение отца. Когда в. князь рязанский вырос, то увидал себя не больше, как наместником московского князя, причем всякое покушение с его стороны возвратить себе права независимого владетеля неминуемо вело его ко враждебному столкновению с последним, который не любил отказываться от раз приобретенного. Рязанскому князю оставалось на выбор: или добровольно снизойти на степень служебного князя, или отчаянными средствами попытаться возвратить прежнее значение: первое было так унизительно, так тяжко для правнука Олегова, второе так лестно, что он решился на него.

Василию было донесено, что в. князь рязанский вошел в тесные сношения с крымским ханом, для скрепления которых хочет даже жениться на дочери последнего. Василий послал звать рязанского князя в Москву; тот сначала не хотел ехать, предвидя участь, его ожидавшую; но что случилось с князьями нижегородским и тверским, то же самое случилось и с рязанским: приближенный боярин его Семен Крубин предался на сторону Василия и уговорил несчастного Ивана отправиться в Москву, где тот был схвачен и отдан под стражу; мать его заключена в монастырь, Рязанское княжество, за исключением области Пронской, теперь уже все присоединено к Московскому. С рязанцами, которые отличались смелым, непреклонным характером и более, чем жители других княжеств, питали нелюбья к Москве, было поступлено также, как с новгородцами при Иване III и псковичами при Василии: многочисленными толпами переселяли их в другие области. После рязанский князь, пользуясь падением татар, ушел из Москвы в Литву, где и умер безвестно{950}.

Вслед за Рязанью пала другая знаменитая отчина Святославова рода, княжество Северское. Но в это время здесь уже не было Ольговичей: их уделы держали потомки Ивана Калиты Московского, два Василия: один — внук Ивана Можайского, князь стародубский, другой — внук Шемяки, князь Новгорода Северского.

Потомки московских усобников не могли жить мирно в отечестве котор, в старой русской области. Прежде князья губили друг друга в битвах междоусобных, потом губили друг друга посредством татарского хана; теперь, когда не стало хана, могущественный московский князь, господарь всея Руси, заменил его место для князей с тем различием, что московский в. князь воспользовался сознательно их междоусобиями для достижения великой государственной цели. Князья стародубский и новгород-северский питали друг к другу непримиримую ненависть; не смея затевать усобиц, они посылали доносы к в. князю в Москву; Шемячич, по некоторым известиям{951}, уже сгубил несколько князей своими наветами; но скоро и сам пал жертвою доноса: заклятый враг его Василий Стародубский, к которому присоединился еще князь пронский, не дремал.

Еще при жизни Ивана III отец стародубского князя Семен обговаривал Шемячича; Василий Стародубский продолжал отцовские обговоры; ненависть его к Шемячичу была так велика, что он говорил: «Одному чему нибудь быть: или уморю князя Василья Ивановича, или сам подпаду гневу государеву»{952}. Стародубский и пронский князья прислали с доносом в Москву на Шемячича; последний, узнав об этом, отправил в Москву своего посланца умолять в. князя, чтоб позволил ему приехать к себе и оправдаться. Тон записи, по которой должен был говорить в. князю посланец Шемячича, очень для нас любопытен; он показывает, на какую низкую степень сошли владетельные князья перед московскими господарями всея Руси. «И тыб господарь, — пишет Шемячич в. князю, — смиловался ныне пожаловал велел мне своему холопу у себя самому ныне быти, о том бита челом себе, чтоб перед тобою перед господарем стал с теми с очи на очи, что которых ныне брат мой, князь Вас[илий] Семенович, к тебе ко господарю на меня прислал с теми безлепицами. И обыщешь, господарь, в том мою вину, ино в том волен Бог да ты господарь мой, голова моя готова перед Богом да перед тобою; а не обыщешь, господарь, моей вины в том, и тыб, господарь, смиловался пожаловал мене в том, уж ныне от моего брата от кн. Вас. Семен, в тех безлепицах пооборонил, как тебе господарю Бог положит по сердцю, занеже господарь, брат мой наперед сего колко меня обговаривает тебе господарю{953} теми безлепицами и остужает, а хотячи меня тем у тебя у господаря уморити, чтоб тебе не был слугою». Что были частые искушения со стороны Литвы и что, след., постоянная подозрительность московских князей имела основание и совершенно оправдывается, доказательством служат слова Шемячича: «Да и то тебе господарю ведомож, каковы наперед того ко мне из Литвы присылки о том (т. е. об отъезде) ни бывали, и яз, господарь, отца твоего в. князя да и тебя господаря ни в чом не утаивал».

В. князь согласился на просьбу Шемячича, дал ему правду, или опасную грамоту, для приезда в Москву, где тот и оправдался. В. князь велел сказать ему: «Мы услуги у своего у кн. Василия на тебя речей никоторых не слухали. И мы как наперед того безлепичным речем не потакали, так и ныне тому не потакуем, а тебя есмя слугу своего как наперед того жаловали, так и ныне жалуем и вперед тебя, слугу своего, жаловати хотим своим жалованьем; а опытали есмя, что то речи на тебя безлепичные, и мы им и ныне не верим». Один из доносчиков был выдан обвиненному головою; когда же Шемячич просил выдачи и другого доносчика, человека князя стародубского, то в. князь велел отвечать ему: «Тот человек был в Литве полонен, а слышал те речи в Литве, ино было ему того как нам не сказать? И нам тебе того человека выдати нелзе».

Несмотря на уверения, сделанные Шемяке, что доносов на него от князя стародубского не слухали, в. князь, когда еще отправлял чиновников своих звать Шемячича в Москву, наказал им: «Да ехали бы есте ко князю к Вас. Семеновичу, да говорили бы есте ему от нас речь о береженье, да похвальную бы есте ему речь говорили».

Шемячич был отпущен из Москвы с честию в свое княжество: это было в 1517 году. Но в 1523 году Шемячич был опять позван в Москву и заключен в темницу. Шел слух, что причиною заключения было письмо северского князя к наместнику киевскому, в котором он предлагал подданство польскому королю{954}. Что заключение не было без причины, доказательством служит прежнее оправдание. Говорят, будто во время заключения северского князя