Сиа.

«Ну», — Кроу посмотрел на нашивку в своей руке. «Похоже, мне придется управлять гребаным клубом».

«Поздравляю, ты этого заслужил», — искренне сказал я. Ковбой пожал ему руку.

«Ты можешь вернуться», — сказал Кроу. «Возвращайся домой. Для тебя всегда найдется место за моим столом».

Я встретился взглядом с Ковбоем и понял, что он чувствует то же, что и я. «Теперь мой дом — Техас, Кроу. Но спасибо».

Он кивнул. «Я так и думал, но хотел, чтобы ты все равно это знал». Он хотел уйти, но я схватил его за руку.

«Ты...» — я прочистил горло. «Ты заботишься о...?» Я замолчал, даже не желая произносить их имена.

Улыбка Кроу была просто чертовски злой, когда она расползалась по его губам. «О, mon ami , я, блядь, позаботился о них всех ». Он закрыл глаза и застонал. «На самом деле, я прокручиваю это дерьмо в голове каждую ночь, просто чтобы уснуть». Он ушел, и я быстро выдохнул. Джейс и те другие ублюдки исчезли.

Справедливость восторжествовала.

Последняя привязь, которая тянула меня с той ночи, наконец-то вырвалась на свободу. Ковбой обнял меня за плечо, поцеловал в голову и спросил: «Выпить?»

Я кивнул, собираясь пойти с ним, когда Таннер подошел и встал рядом со мной. Он неловко покачался на ногах. «Мы можем поговорить?»

Я сузила глаза, но, почувствовав ободряющее сжатие руки Ковбоя, кивнула. Я последовала за Таннером на улицу к скамейке, глядя на фреску Аида и Персефоны.

Таннер сел. Он подождал, пока я сяду рядом с ним. Он взял сигарету из своего резака и закурил. Сделав глубокую затяжку, он выдохнул и затем склонил голову. «Теперь я понял», — сказал он, его голос был чертовски грубым. На самом деле, теперь, когда я посмотрел на Таннера, он выглядел дерьмово. Его кожа была бледнее обычного, а вокруг глаз пролегли темные круги.

Он повернулся и посмотрел на меня. «Я понимаю, почему у тебя были проблемы со мной». Он рассмеялся, но в этом не было никакого гребаного юмора. «Я имею в виду, я понял, что ты, вероятно, смотрел на меня с моими татуировками белой власти и с тем, что ты...»

«Полукровка-дворняга?» — прошипел я, все еще находя остатки гнева.

Лицо Таннера вытянулось. «Я бы назвал тебя так один раз. И хуже. Я бы превратил твою жизнь в ад». Он втянул воздух, а затем грустно признался: «И я бы одобрил то, что сделали с твоими родителями... Я, возможно, даже сам был там». Я вскочил на ноги, чертовски сжав руки. Я повернулся к нему, готовый выбить из него дерьмо. Ублюдок ждал, опустив руки и готовый принять это. Это заставило меня задуматься. Таннер сглотнул так сильно, что я мог видеть, как его кадык подпрыгивает вверх и вниз. «Продолжай», — прохрипел он, стряхивая дым на землю. Я вздохнул, пытаясь успокоиться. Когда я не пошевелился, он повторил: «Продолжай. Я, блядь, этого заслужил».

«Почему ты ушел?»

Таннер закрыл глаза на мой вопрос. Он снова рухнул на скамейку. «Влюбился в мексиканскую сучку». Я знал это. Но я не верил, что это была вся причина. Глядя на него сейчас, я знал, что не получу больше того, что он предлагал. Он провел рукой по лицу. Он снова рассмеялся безрадостно. «Она дочь Кинтаны».

«Мы воюем с Кинтаной».

Опять этот болезненный смех. «Я знаю».

Я посмотрел на него. «Мы воюем с Ку-клукс-кланом».

Он замер. «Я знаю».

В тот момент моя ненависть к нему улетучилась. У меня были Сиа и Ковбой. Глядя на Таннера, большое тело бывшего нациста, рухнувшее в поражении на старую деревянную скамью, я знал, что он находится в мире боли.

Он был чертовски один.

Я там был. Черт, я еле выжил.

Я сел рядом с ним на скамейку. «Что ты собираешься делать?»

Таннер зажег еще одну сигарету, но даже не поднес ее к губам. Просто позволил этому ублюдку сгореть в его руках. «Сражайся», — сказал он, его голос был хриплым. Он посмотрел на меня. «Я не лгал, когда присоединился к Палачам. Теперь это мой дом. Мое место. И я выступлю против своего отца, дяди и даже брата, если придется». Он покачал головой. «То, что они делают, неправильно. Теперь я это понимаю. Поэтому я борюсь».

Я поднял руку и заколебался. Таннер, должно быть, увидел этот жест; он напрягся. Затем, вдыхая воспоминания о той ночи, о фотографиях, о капюшонах и факелах, я отпустил это дерьмо... и положил руку ему на плечо. Я сжал. «Тебя ждет чертовски трудная дорога, брат».

«Я знаю», — прошептал он.

Я поднялся на ноги. Как только я открыл дверь в бар, он сказал: «Я храню татуировки как напоминание». Моя рука сжалась на дверной ручке. Я посмотрел на Таннера, но он сосредоточил свое внимание прямо перед собой на фреске. «Чтобы напомнить мне о жизнях, которые я разрушил ради дела, которое оказалось дерьмовым». Он глубоко вздохнул. «Они не дают мне забыть. Забыть, каким гребаным мудаком я был большую часть своей жизни». Он повернул голову и встретился со мной глазами. «Они не потому, что я поддерживаю власть белых. А потому, что я их ненавижу».

В тот момент я не чувствовал ничего, кроме жалости к Таннеру Айерсу. Потому что он собирался пройти через ад во время этой войны. Я оставил его одного и вошел в бар.

Ковбой помахал рукой Вике. Когда я подошел к ним, Вик обнял меня за шею и сказал Раджу: «Радж, это Хаш, мой голубоглазый брат цвета молочного шоколада».

Радж пожал мне руку. «Приятно познакомиться, приятель». И с этим выстрел за выстрелом. Братья со всего юга собираются вместе на одну хорошую ночь, прежде чем война зовет, и мы все беремся за оружие.

Как братья.

Как семья.

Как гребаные Палачи.

Эпилог

Тише

Я услышал, как грузовик подъехал к дому. Я вытер жирные руки о джинсы и отложил инструменты. Я менял масло в мотоцикле, пока Сия и Ковбой были на ранчо. На нашем новом месте предстояло проделать кучу работы, но это был дом.

И мне это чертовски понравилось.

Мои ноги внезапно остановились, когда я увидел, что это не Sia и Cowboy. Такси было припарковано перед нашим домом. Когда задняя дверь открылась, я, блядь,