Но больше всего ты потрясен совсем не этим. Больше всего ты потрясен тем, как ловко со всеми этими вилками, тарелками и ножами управляется сам наставник. Высокий лорд Эйнмер. Так, как он, ни одной служанке и во сне не снилось…

— Такое ощущение, что ты много лет в трактире отработал, наставник Эйнмер, — поражение говоришь ты.

— Верное ощущение, — кивает Эйнмер. — Отработал. Во время Тарнагарского мятежа. Хороший трактирный слуга — все равно что мебель. Никто на него не смотрит, никто внимания не обращает. Никому и в голову не придет, что у него есть уши, чтобы слышать, и хорошо тренированная память, чтобы запоминать. Господа заговорщики просто обожали поговорить за едой!

* * *

— Учить настоящему владению мечом уже поздно. — Ослепительная красавица с жалостью смотрит на вас троих. — Такие красивые мальчики… и девочка красивая… но толку не будет.

«Да этой красавице не меньше семисот! — вдруг соображаешь ты. — Высокая леди, боевой маг, мастер меча, наставница… а как выглядит! Ни одним днем не старше двадцати!»

— Наставница Марна, — Эргарет просительно заглядывает ей в глаза. — Давайте сделаем хоть что-то…

— Ради твоих прекрасных глаз, Эргарет, — фыркает та. — Разумеется, мы сделаем… что-то. Вот только всегда жаль, что только что-то… а не как следует. Ладно, ребята… снимайте свои щиты!

— Тисаф, Дестин, — снимайте, — распоряжается Эргарет. — Крэллин, можешь оставить.

— Почему это? — удивляется наставница Марна. — Ему что, учиться не надо? И с каких это пор ты тут у меня распоряжаешься? Давно по ушам не получал?

— Только что получал, — прикрывает уши Эргарет. — От наставника Эйнмера.

— Значит, мало дали, — бурчит Марна. — Добавить надо.

— Достаточно, — жалобно возражает Эргарет. — Не надо добавлять. Много будет. И так на ушах едва держится.

— Ах, достаточно? Тогда повторяю вопрос: этому твоему подопечному что — учиться не надо? Тогда зачем ты его ко мне привел?

— Надо, — вздыхает Эргарет. — Ему, наверное, больше всех надо, но… его наши щиты все равно не защищают, так что снимай, не снимай…

— Как это — не защищают? — хмурится наставница.

— А так вот, — разводит руками Эргарет. — У него своя магия есть. Необычной природы. Она все наши щиты блокирует. Наставник Эйнмер пока не придумал, что с этим делать.

— Кертелин, подойди ко мне, — командует наставница.

Ты подходишь. Ее взгляд, кажется, прожигает тебя насквозь. Ты даже опускаешь глаза в попытке разглядеть получившуюся дыру.

— И в самом деле, — озадаченно говорит она. — Такой сильный… такой беззащитный… что же, моему искусству твоя магия не помеха. Постараемся выжать максимум того, что возможно. Боюсь, этого не так много. Поздновато вы, ребята, ко мне приходите…

Она говорит это так печально, что ты понимаешь: она имеет в виду не только вас троих. Многие прошли через ее руки, и далеко не всех спасло чересчур поздно преподанное мастерство.

— Что ж, начнем. Предупреждаю сразу — будет больно. Поскольку вы пришли ко мне лет на восемь-десять позже, чем следовало, мне придется сперва при помощи магии изменить ваши мышцы таким образом, чтоб они были способны воспринять все то, что вам предстоит освоить. Итак… легли на пол, расслабились, закрыли глаза и терпим. Будет больно…

Тело касается пола, глаза закрываются сами собой, мягко накатывает полусонное оцепенение, а потом приходит боль.

Больно.

И в самом деле больно. Твое тело словно бы раздирают и выворачивают во все стороны. Руки-ноги… такое чувство, что еще немного, и они просто оторвутся. Натянутые до предела мышцы трутся друг о друга, скользят, ускользают, тают… у тебя больше нет мышц. И ног нет. И рук. И… ничего нет. Совсем ничего нет. А все остальное болит с утроенной силой. Что болит-то, раз ничего нет? Ты не знаешь, но болит зверски.

Где-то рядом стонут Тисаф и Дестин. Где-то рядом… на другом конце земли… ты не можешь встать, добраться до них, помочь, спасти, утешить…

Ты сам уже не стонешь, ты просто воешь в голос, и твои друзья тебе подтягивают. Или вы это так поете? Ничего себе — песенки.

— Ну-ну, — чьи-то руки гладят тебя по голове, — потерпи еще чуть-чуть, уже скоро… еще немного осталось…

Ты открываешь глаза. Между тобой и Тисаф сидит Эргарет. Сидит и гладит вас обоих по головам. Его руки уносят боль, и тебе вовсе не хочется потребовать, чтоб он убрал руку от твоей девушки.

— Держитесь, братья-сестры, — говорит он. — А я вам пока немного расскажу о Законах, которые нам, собственно, и предстоит охранять. Когда так больно, оно неплохо запоминается…

Ты хочешь сказать ему что-нибудь душевное, но тебе слишком больно.

«Дестин, — тем не менее думаешь ты. — Его ведь никто не гладит вот так вот… как же он?»

Сжав зубы, ты заставляешь себя сесть.

— Ляг немедленно! — возмущенно требует Марна. — Небось другие не глупее тебя!

Ты падаешь наземь, успокоенный. Дестина по голове гладит сама Марна. Что-то в том, как она это проделывает, говорит тебе, что одним поглаживанием дело не ограничится.

А мерзавец Дестин, весь перекошенный от боли, успевает тем не менее открыть один глаз для того, чтобы залихватски подмигнуть тебе.

«Вот же зараза!»

— Достаточно, — как сквозь воду, слышишь ты голос наставницы. — Посмотрим, что у нас получилось.

Боль схлынула, утекла куда-то… ты облегченно вздыхаешь — и понимаешь, что тебе не хочется ничего. То есть совсем ничего. Так бы всю жизнь и лежал теперь, пустил корни и зазеленел по весне…

— Ты и так уже зеленый, — негромко комментирует Эргарет. — Дальше просто некуда.

— Эргарет, не мешай, — тотчас откликается Марна.

Тебе хорошо, тихо, спокойно… вот только глаза не открываются… и не нужно их открывать, кто ж с открытыми глазами-то ходит, лучше просто смотреть, смотреть на зеленые пятна… странные зеленые пятна, что мельтешат вокруг… мельтешат, мельтешат… какие же они зеленые, если они серые? Ты едва успеваешь вскинуть тяжелый клинок, чтобы отбить вражеский удар.

Шестеро воинов в серых плащах окружают тебя со всех сторон. Ты уходишь в сторону от тяжелого и страшного боевого топора, уворачиваешься от удара копьем — и все-таки достаешь того, с мечом… он отшатывается, зажимая рану в боку, а ты вновь прыгаешь в сторону, прямо под тяжелый удар дубиной… выскакиваешь каким-то чудом, отбиваешь брошенный в тебя кинжал, отводишь в сторону еще один меч и ловишь грудью арбалетную стрелу. Ты стоишь на коленях, а серые плащи медленно надвигаются, чтоб тебя добить. Тебе совсем не больно. Просто обидно, что все так нелепо кончилось. Ты с трудом подымаешься на ноги и шагаешь навстречу смерти. Ты так и не понимаешь, почему она вдруг такая зеленая, этого ни в одной сказке нет…