— В Александрии, — ответил Арон. — Ладно. Сегодня не сможешь?

— Мне нужно еще кое-кого навестить. А вот завтра... Я соскучился по домашней еде. — Сол глянул через плечо на трех израильтян — кроме них, в ресторане уже никого не осталось. — Что мы им скажем?

Арон поправил очки.

— Только Леви знает, почему мы здесь. Мы так или иначе собирались пойти пообедать. — Арон посмотрел в глаза Солу. — Ты сам точно знаешь, что ты делаешь, дядя Сол?

— Да. Знаю. Пока что мне хотелось бы делать как можно меньше, немного отдохнуть до конца отпуска, подготовиться к январским лекциям. Модди, надеюсь, ты не станешь посылать кого-нибудь из них следить за мной, — Сол мотнул головой в сторону израильтян, или еще что-нибудь такое, а? Это было бы неудобно по отношению к одной моей... коллеге, с которой я собираюсь пойти сегодня в ресторан. Арон усмехнулся.

— В любом случае у нас для этого нет людей. Здесь только Леви — в каком-то смысле полевой агент. Гарри и Барбара работают со мной в шифровальном отделе. — Они поднялись из-за столика. — Значит, завтра, дядя Сол? Мне заехать за тобой?

— Нет, я взял машину напрокат. Около шести?

— Раньше, если сможешь. Чтобы у тебя было время поиграть с близнецами до обеда.

— Тогда в четыре тридцать.

— И мы потолкуем?

— Обещаю, — кивнул Сол.

Они дружески обнялись и разошлись. Сол постоял у входа в магазин подарков, пока Гарри, Барбара и смуглый парень, которого звали Леви, не ушли. Затем он медленно поднялся наверх, в отдел импрессионистов.

«Девочка в соломенной шляпке» все еще ждала его, глядя немного вверх, со своим немного испуганным, немного озадаченным, немного обиженным выражением, которое так задевало какую-то струнку в душе Сола. Он долго стоял у картины, думая о таких вещах, как семья, месть и страх. Он втянул двух гоев в схватку, которая ни при каких обстоятельствах не должна была стать их делом, и это заставляло его усомниться в собственной этике, хотя сомнений в разумности сделанного не было.

Он решил вернуться в отель, как следует пропариться в ванной и почитать книгу Мортимера Адлера, Потом, когда настанет время льготного тарифа, он позвонит в Чарлстон и поговорит с ними обоими — с шерифом и с Натали. Он скажет им, что разговор вышел удачным, что продюсер, погибший в авиакатастрофе, определенно не тот немецкий оберет, который привиделся ему в кошмарных снах. Он пожалуется, что в последнее время находился в состоянии стресса, и пусть они сами сделают нужные выводы из его истолкования роли Нины Дрейтон в чарлстонских событиях.

Сол все еще стоял там погруженный в свои мысли, когда тихий голос за его спиной произнес:

— Очень милая картина, не правда ли? Какая жалость, что девочка, которая позировала для нее, должно быть, уже давно умерла, а тело ее сгнило.

Сол резко обернулся. Перед ним стоял Френсис Харрингтон собственной персоной, но ужасно похожий на фашиста. Глаза его странно светились, бледное веснушчатое лицо выглядело посмертной маской. Вялые, безвольные губы марионетки дернулись, будто кто-то потянул их за веревочки, и сложились в трупную гримасу, обнажив зубы в страшном подобии улыбки.

— Guten Tag, mein alte Freund, — сказало это подобие Френсиса Харрингтона. — Wie geht's, mein kleiner Bauer? Моя любимая пешечка?

Чарлстон

Четверг, 25 декабря 1980 г.

В вестибюле больницы, в самом центре, где обычно толклись посетители, стояла украшенная серебряная елка. Пять подарочных пакетов, пустых, но очень ярких, лежали у ее основания, а с ветвей свисали бумажные игрушки, сделанные детьми. На вымощенные плитки пола белыми и желтыми прямоугольниками падал солнечный свет.

Шериф Бобби Джо Джентри кивнул дежурной у столика, пересек вестибюль и направился к лифтам.

— Доброе утро и счастливого Рождества, миз Хауэлл, — крикнул он, нажал кнопку лифта и стал ждать, обеими руками придерживая огромный белый бумажный пакет.

— Счастливого Рождества, шериф! — откликнулась семидесятилетняя старушка, дежурившая сегодня добровольно. — Можно вас на секунду?

— Конечно, мэм. — Джентри повернулся спиной к открывшейся двери лифта и подошел к столику дежурной. На ней был пастельно-зеленый халат, цвет которого совсем не гармонировал с темной зеленью пластиковых сосновых ветвей на ее столе. Там же лежали два прочитанных и отложенных слащавых романа. — Чем могу служить, миз Хауэлл?

Старушка наклонилась вперед и сняла очки, которые повисли на цепочке с нанизанными на нее бусами.

— Я насчет этой цветной женщины на четвертом, которую привезли прошлой ночью, — начала она взволнованным, почти заговорщицким шепотом.

— Да, мэм?

— Сестра Олеандер сказала, что вы сидели там всю ночь, вроде как охраняли ее... и что ваш помощник сменил вас утром, когда вам надо было уходить...

— Это Лестер, — пояснил Джентри, переложив пакет из одной руки в другую. — Мы с Лестером единственные в нашей конторе холостяки, поэтому обычно работаем по праздникам.

— Ну да. — Миссис Хауэлл была немного сбита с толку, — но мы с сестрой Олеандер просто подумали... сейчас рождественское утро и все такое... Ну, за что эту девушку арестовали? Я, конечно, понимаю, тут официальные дела, но правду говорят, что ее подозревают в связи с убийствами в «Мансарде»? И что ее пришлось доставить сюда силой?

Джентри улыбнулся и подался вперед.

— Миз Хауэлл, вы можете хранить тайну? — шепотом спросил он.

Дежурная снова нацепила очки на нос, сжала губы, выпрямилась и кивнула.

— Конечно, шериф. Что бы вы ни сказали, это останется при мне.

Джентри кивнул, придвинулся к ней и зашептал на ухо:

— Мисс Престон — моя невеста. Ей это не очень нравится, поэтому мне приходится держать ее взаперти в подвале. Вчера я немного погулял с ребятами, а она попыталась в это время выбраться и убежать, так что мне пришлось всыпать ей разок. Вот Лестер держит ее наверху под дулом пистолета, пока я не вернусь.

Входя в лифт, Джентри обернулся и подмигнул мисс Хауэлл. Она сидела, все так же выпрямившись, с раскрытым от изумления ртом.

* * *

Джентри вошел в бокс из двух комнат, который занимала Натали. Девушка подняла глаза.

— Доброе утро и счастливого Рождества! — Он подтянул поближе столик на колесиках и положил на него белый пакет.

— Счастливого Рождества, — ответила Натали шепотом. Шепот был хриплый и напряженный. Она поморщилась и поднесла левую руку к горлу.

— Видели свои синяки? — спросил Джентри, наклоняясь, чтобы еще раз получше рассмотреть их.

— Да, — прошептала Натали.

— У того, кто это сделал, пальцы длинные, как у Вана Клиберна. Только не для игры на рояле предназначены. Как голова? — поинтересовался шериф.