– Ты действительно считаешь, Даня, что функция Тёмного Мессии – стать на триста лет диктатором над народами? – мягко спросил Алексей Николаевич. И сам ответил: – По-моему, ты ошибаешься. Суть мессианства – нести людям Откровение. Идею… В данном случае – Тёмную, ложную, губительную… У тебя она есть?

– Я ничего не считаю. Я все знаю. Знаю, потому что сам все спланировал и подготовил. Любой Мессия – это власть. Власть над мозгами. Вы безнадёжно устарели со своими индивидуальными гипнограммами. А потуги на манипулирование массовым сознанием – и ваши, и всех других – просто смешны. Средства массовой информации для этого не подходят и никогда не подойдут – никакой избирательности, любой эффект нивелируется противоположенным – у другой части аудитории. Работать надо вживую, с коллективом людей, спаянным некими общими понятиями и принципами – при всей их, людей, внешней несхожести. С эргастулой?[13]Если бы вы знали, какие результаты может принести одна-единственная речь гнусавого и косноязычного депутата в Думе – выслушанная и вроде тут же забытая… Впрочем, узнаете. Сегодня. Хоть и на другом примере…

– Переворот креатур? – уточнил Юзеф. – Сколько раз ведь пытались… и чем все кончалось?.. Ты, Буланский, маньяк… и авантюрист…

– У меня получится. Завтра страна содрогнётся от того, что произойдёт здесь. В этом городе, в этом роддоме. И начнётся цепной процесс, на вид хаотичный, но в котором просчитано все.

– И ты думаешь, Даня, что звезда зажглась в предсказанный час только для того, чтобы осветить этот твой путь? – спросил священник. – Или её зажёг тоже ты? А Порченные Радуги? Остановись, Даня… Пока не поздно. Ты считаешь себя дирижёром, но за кулисами стоит кто-то другой – и дёргает за ниточки… Твоя свобода выбора – фикция. Если все происходящее просчитал и спланировал именно ты и не кто иной – зачем тебе убивать этого мальчика? Твоему плану он никак не помешает и не поможет…

Богдан Буланский ничего не ответил на слова отца Алексия. Поставил к стене автомат, вынул из кармана пиджака крохотный никелированный браунинг – все неторопливо, задумчиво. Лишь потом заговорил:

– Знаешь, Лёша, отец одного моего друга детства не был сильно верующим. Но идя в синагогу – смотрел на небо и говорил: «Мне не жалко. Вдруг он есть?» Мне тоже не жалко – пули на этого придурка. А Откровение и Идея будут, не сомневайся. Крови не надо бояться, никогда. Тогда Идею мне придумают – такие, как вы. Вам без Идеи убивать невместно, судари мои… А с Идеей – вроде как и ничего. Ну что-с, приступим? Астрономическая полночь, если календари не врут, сегодня в половине второго… Сейчас вам будет немного больно, но недолго. Полежите, отдохнёте, проснётесь в новом мире…

– Подожди, Буланский… Раз уж ты такой мастер… освети одно тёмное место в картине… Апокалипсисты – твоё детище?..

– Моё, моё… Но что о них вспоминать? Были и давно кончились. Твоими, кстати, молитвами.

– Значит… Радецки не был их агентом… – слова Юзефа звучали не вопросом. Утверждением.

– Конечно, не был. Якобы его цидульку, кстати, надиктовал девчонке я. Совсем не сложно. Употребить раз-другой словечко «символично», вспомнить пару минувших дел, – ты и купился. Поглядывал по сторонам в поисках мифических апокалипсистов… Твой меченый паренёк излишне рьяно копался в делах минувших дней. И раскопал то, что вспоминать никому не стоило. А я шепнул пару слов лабуху – кто к нему придёт и зачем. И как с пришельцем справиться. Да и с его дружком, между нами, у меня…

Богдан неожиданно замолчал. Потом заговорил другим тоном:

– Все. Время подходит, господа инквизиторы… Начнём.

Лесник открыл левый глаз. Правый был залит кровью.

Первым делом он увидел устремлённый на него взгляд Маши-Дианы. Живой взгляд. Она лежала на окровавленном полу, на вид мертво, хотя Лесник отсюда видел лишь одну рану – простреленное насквозь плечо. Он вспомнил очередь почти в упор, в живот и грудь, буквально впечатавшую девушку в стену – и подумал, что ошибается. Мертва, просто причуды освещения…

Маша подмигнула ему.

Однако… Броник скрытого ношения? Он мог и не заметить под просторным халатом, но… Обычный бронежилет с такого расстояния автоматные пули прошьют… Скрытого ношения ещё слабее. Значит, не простой, из Трех Китов…

Ладно. Не важно. Главное – в нашем полку прибыло. Повоюем.

Над головой продолжалась дискуссия об идейной сути Мессианства, Лесник особо не вникал. Его интересовало лишь одно из разговора – что и как будет делать бывший Хачатрян, ныне именуемый Буланским. А ещё Лесник хотел бы расписать партитуру с Дианой, но не мог придумать, как.

Зрачки девушки дёрнулись в сторону. Снова упёрлись в Лесника. И ещё раз, и ещё. Рискуя заработать косоглазие, он проследил за её взглядом. Там, в полутора метрах от его головы, лежал СПП. На рукояти вмятина от пули, но на вид вполне работоспособен. Три стрелы ещё оставались в стволах. Уже лучше. Не придётся лезть с голыми руками на автоматы.

Тут незримый фильтр, через который мозг пропускал звучащий в ординаторской разговор, подал сигнал: важно!

Лесник прислушался… Так-так… Арик-джан собрался пристрелить Копыто и устроить бойню младенцам. Потом раздался интересный звук. Автомат? Автомат поставлен к стене? Думает прикончить тенятника из того самого браунинга? Хотелось поднять голову и убедиться. Но Лесник не стал зря рисковать.

План созрел мгновенно. Юзефа и отца Алексия убивать сейчас, похоже, никто не собирается. Можно пожертвовать Копытом. Пусть хоть какая-то будет польза от гада… Дать его пристрелить – и пусть уходят отсюда. И аккуратно расстрелять лже-супругов на пути к детскому отделению. В спину. Не рыцарский турнир, в конце концов.

Лесник посмотрел на Диану, раздумывая, как бы поделиться планом действий. Девушка яростно подмигивала ему.

Понадобилось несколько секунд, чтобы понять – это азбука Морзе.

Алексей Николаевич шагнул вперёд. На пути его лежали мёртвые тела, но он как-то сумел пройти между ними, не задев и не наступив. Подошёл к Буланскому.

– Остановись, Даня. Ещё есть шанс. Я знаю, душа для тебя – поповская выдумка, и ты не боишься потерять то, чего, по твоему мнению, нет. Подумай о другом. Ты сам знаешь, к чему приводит такая гекатомба невинных. Человеком после неё остаться невозможно – это ты тоже знаешь. Ты сам убил достаточно много нелюди, чтобы сомневаться. Ты стоишь на самой грани – и не стоит переступать её. Остановись. Пока ты человек – остановись.

Ответ Буланского прозвучал тихо и даже тоскливо:

– И это говоришь мне ты? Мне – ты? После всех лет, что мы вместе провели в Капитуле? И не говори, что твои руки чисты… Скажи, Лёша, со сколькими ровесниками ты перезваниваешься? Или переписываешься? Люди столько не живут, Лёша…

Закончил он совсем иначе: