но в смысле военной маскировки все это было гораздо предпочтительней, нежели броская темно-синяя форма федералов. Отсюда - многие эффектные успехи конфедератов на поле боя: так, во время вышеописанного удара Джексона по 11-му корпусу Ховарда под Чанселорвиллом южане буквально «вынырнули» из леса перед носом северян в самый последний момент, совершенно незамеченные (федералы даже не успели схватиться за оружие: результат - за 20 минут атаки 11-й корпус практически перестал существовать). Эта сторона войны раньше всех была замечена и проанализирована японцами, уже в конце века одевшими свою армию в защитный цвет: чуть позже их примеру последовали британцы (знаменитый цвет «хаки», ставший не только императивом всех комбатантов мира, но и основой стиля «милитэри»).

19. Еще один вклад той войны в копилку нового военного искусства - новый подход к проблемам партизанской войны. Наряду с обычными партизанскими отрядами (таковые возникали в поддержку Юга повсеместно на оккупированных федералами территориях, а также на территории оставшихся в Союзе, но нелояльных штатов Миссури[458] и Мэриленд), Конфедерация организовала рейнджерские отряды[459], действовавшие на территории оккупированной части штата Вирджиния. Самым известным таким соединениям стал отряд «Вирджинских рейнджеров» под командованием легендарного генерала Джона Мосби («Серого призрака»), контролировавший значительную часть территории Северной Вирджинии (так называемая «Конфедерация Мосби»), проводивший всю войну дерзкие диверсионные операции (вплоть до захвата городов) и непобежденный до конца войны (после Аппоматокса Мосби сам распустил свой отряд; впоследствии ветераны «Вирджинских рейнджеров» гордились тем, что они формально так и не капитулировали!). Этот аспект Гражданской войны получит второе рождение в англо-бурскую войну (бурские «коммандос»), а затем во всех последующих войнах XX века.

20. Наконец, Гражданская война в США стала, пожалуй, первой в истории человечества тотальной войной - в смысле привлечения к делу победы в противостоянии всех сторон жизни и всех ресурсов государства (в этом отношении та война может быть названа первой современной войной в полном смысле слова и прототипом мировых войн XX века). Этот момент имел несколько проявлений.

Во-первых, впечатляют масштабы милитаризированной перестройки всего американского общества в 1861-1865 гг. - и на Севере, и на Юге. Если к началу войны, согласно документам, в армии США служило 15 304 солдата и 1098 офицеров, то к концу войны армия Севера насчитывала 2 760 000 человек (при населении Севера в 22 миллиона человек), армия Юга - 800 000 человек (при 5 миллионах белого населения[460]). Причем, естественно, волонтерами - как обычно было принято в США - дело не обошлось, и обеим сторонам пришлось (впервые в истории США) пойти на введение всеобщей воинской повинности (25 февраля 1863 года на Юге, 3 марта того же года на Севере[461]).

Во-вторых, столь же впечатляющи масштабы мобилизации промышленности на нужды войны. Здесь - несмотря на вышеописанные успехи военной индустрии южан - по всем статьям выиграл Север. Особенно это бросается в глаза при рассмотрении вопроса о тех областях промышленности, которая обеспечивала материально-хозяйственную часть войны (продовольствие, обмундирование и т. д.): здесь Юг потерпел полное фиаско, причем не столько из-за неумения или неповоротливости, сколько в силу примитивного разгильдяйства и коррумпированности управленческого аппарата Конфедерации. Достаточно вспомнить, что в конце войны миллионы (!) пищевых рационов сгнили на складах в то самое время, когда полевые армии конфедератов были доведены буквально до дистрофии[462].

В-третьих, именно тотальный характер данной войны объективно привел к повышению уровня ее беспощадности (коли вопрос победы есть вопрос жизни и смерти, то все средства хороши!). Этот момент до известной степени смягчался пикантной особенностью именно данного войны - отсутствием смертельной вражды северян и южан (в промежутках между боями системой было братание, обмен новостями и бартер между комбатантами, а офицеры обеих враждующих сторон чуть ли не поголовно знали друг друга и поддерживали дружеские отношения - во время и после войны[463]). Но, тем не менее, фактами войны стало сожжение городов (в Северной Каролине - федеральными десантами, а впоследствии - Шерманом в Джорджии), разрушение материальной инфраструктуры противника[464] (печально знаменитый «марш к морю» Шермана), акты экоцида (здесь печальный приоритет принадлежит Шеридану, выжегшему в сентябре-октябре 1864 года долину Шенандоа так, что она получила название «долина отчаяния» - ее внешний вид напоминал лунный ландшафт[465]), наконец - организация лагерей для военнопленных, по стилистике ничем не отличавшихся от концентрационных: в южных лагерях Андерсонвилл (Южная Каролина) и Солсбери (Северная Каролина) за год от голода и болезней погибло 13 000 и 10 321 человек соответственно (29% и 34% от общего количества узников соответственно); 24% процента содержащихся рассталось с жизнью в северном лагере Элмира (штат Нью-Йорк[466]). Шерман (а до него - федеральный генерал Джон Поуп) прямо предписывали подчиненным им войскам быть «максимально суровыми» (дословно!) с населением Юга, а Грант в 1864 году дал Шеридану следующую директиву: «Вычистить Вирджинию так, чтобы она стала пустой и ясной... чтобы вороны, прилетая, приносили кости с собой»[467]. Южане обычно до такого не опускались (в значительной степени - благодаря личным усилиям Роберта Э.Ли), но в том же 1864 году уже упоминавшийся Дж.Эрли обложил данью города Мэриленда (от 20 до 200 тысяч долларов с города) и сжег город Чемберсберг за отказ от уплаты этой дани... Это - тоже «модернизация» войны. только малоприятная (и все это станет нормой в следующем столетии!)...

Подведем итоги. Гражданская война в США буквально перевернула методы и способы ведения войны (и представления человечества о войнах). Этот масштабный переворот не мог пройти мимо внимания всех заинтересованных сторон - и последующие несколько десятилетий стали для Европы (и для динамично развивающихся азиатских стран вроде Японии) временем активного осмысления, а затем и внедрения американского опыта. Что-то было осмыслено ранее (флотский опыт), что-то позднее (сухопутный), но мимо происшедшего в 1861-1865 гг. не смог пройти никто - просто самосохранения ради: игнорировать опыт Фредериксберга и Хэмптон Роудз, Чаттануги и круиза «Алабамы», рейдов Форреста и «Конфедерации Мосби», игнорировать вклад в военное искусство Роберта Э.Ли и Улисса С.Гранта, Томаса Дж.Джексона и Джэба Стюарта, Фила Шеридана и Дэвида Фэррагата не мог ни один военный специалист, умеющий мыслить «по шахматному» (на несколько шагов вперед).

Но - и в этом самый ядовитый момент проблемы - надо признать, что европейские военные в деле осмысления и внедрения американского опыта проявили, называя вещи своими именами, невероятную медлительность. И дело не только в привычном консерватизме военных, но и в пренебрежении к «американским варварам» (тогда в глазах европейцев американцы еще были