Когда я переступила порог своего жилища, на меня нахлынули странные ощущения: я почувствовала одновременно и облегчение и тревогу, почувствовала себя и хозяйкой этой квартиры и случайной прохожей, забредшей сюда неизвестно зачем, почувствовала себя здесь чужой. Поставив в прихожей чемоданы, изготовленные в лучшей чемоданной мастерской Парижа, и бросив на кровать шубу из соболя, я подумала, что эти роскошные предметы так же неуместны в этой скромной квартирке, как и я сама. У меня появилось чувство, что у меня нет своего дома и, более того, никогда его и не было. Я была похожа на кошку, которая шастает по крышам и переулкам и которую на одном пороге гладят по спине, а на другом — гонят метлой прочь, но которая при этом не остается навсегда ни в одном из домов. Мне вдруг подумалось, что нет ничего более неприятного, чем осознавать, что, где бы я ни оказалась, я везде буду чужачкой.

Когда мы прибыли в Париж, я наотрез отказалась поехать ужинать в ресторан «Максим» и провести головокружительную ночь в отеле «Ритц», в котором остановился Карл. У меня не было ни малейшего желания появляться на публике в качестве чей-то любовницы, попадая тем самым в одну компанию с хористками, крутящими любовь с какими-нибудь юными маркизами, и ловить краем глаза лукавый сообщнический взгляд посыльного отеля. Моя личная жизнь — по моей собственной воле — отнюдь не была образцовой, однако я никогда раньше не выставляла ее напоказ и не собиралась это делать и впредь. Мое решительное «нет» заставило Карла остаться в баре отеля «Ритц», где он стал заливать виски свою огненную похоть. Впереди у него, похоже, была долгая и тоскливая ночь.

В восемь часов утра, когда дневной свет уже вовсю пробивался в щели между ставнями на окне моей спальни и когда с улицы уже доносился аромат свежеиспеченной продукции булочника Пьера, у моей входной двери зазвенел звонок. Я соскочила с кровати, тут же почувствовав голыми ступнями пронизывающий холод каменных плит (а всем остальным телом — неприятные утренние холодные объятия неотапливаемой квартиры), и пошла открывать дверь нежданному гостю. Открыв ее, я увидела, что этим гостем был не кто иной, как твой брат. Он, стоя на пороге, улыбнулся и бросил мне: «Привет!» Я тут же подумала, что он, наверное, не смог подавить в себе желание нырнуть в теплую кровать, и явился ко мне, надеясь, что я его к себе впущу, — пришел ко мне так, как clochard[70]приходит зимним вечером к входу в метро, рассчитывая насладиться исходящим оттуда теплым воздухом. Я уже пошла было, обратно в спальню, готовая удовлетворить его желание, но на полпути остановилась, заметив, что он почему-то направился не в спальню, а в мою маленькую кухню. Он положил там на стол большой бумажный пакет и достал из него еще теплый baguette[71], банку персикового варенья и несколько апельсинов — таких, какие я обычно покупала на близлежащем рынке. Затем он снял пиджак, закатал рукава рубашки и — под моим удивленным взглядом — начал готовить кофе.

Мы позавтракали, сев ближе к печи, где было теплее, и, после того как мы насытились кофе, гренками и музыкой Моцарта, звучащей из граммофона, у нас завязался разговор о самых простых житейских делах — разговор, часто прерываемый задумчивым молчанием, которое отнюдь нас не смущало, являясь следствием установившихся между нами доверительных отношений. Здесь, в моей квартирке, где над Карлом перестала нависать тень Секретной разведывательной службы и замка Брунштрих, этот человек казался мне умеренно веселым, любезным и удивительно простым. Когда я поднялась из-за стола, собрала посуду и уже собиралась пойти в кухню, чтобы там эту посуду помыть, я, не удержавшись, подошла к нему сзади и поцеловала его в затылок… затем в щеку — в одну и в другую… затем в губы… и наконец я потащила его в постель, где мы успели заняться любовью до того, как настало время ехать в министерство.

Весь оставшийся день я пыталась отогнать от себя снова и снова приходившие мне в голову назойливые вопросы: что заставляет мужчину жаждать общения, а не физической близости? И что заставляет женщину предлагать физическую близость после общения?

В этом кабинете военного министерства Франции, которое размещалось в красивом дворце XVIII века, называющемся «Отель де Бриен», и воздух, и психологическая атмосфера были очень тяжелыми. Густой дым гаванских сигар и нудные разговоры на политические темы очень давили на мою аджна-чакру, которая в учении шактизма[72]и в тантрических[73]культах связывается с умственной деятельностью. По правде говоря, моя умственная деятельность в подобной обстановке начала давать сбои. Вот уже почти час военный министр Франции мсье Жозеф Нуланс и государственный секретарь Великобритании по военным вопросам мистер Джон Эдвард Бернард Сили дискутировали об обстоятельствах возникновения и о сфере влияния преступной организации, существующей под видом религиозной секты, которая поклонялась богине, называемой Кали-Кама.

Все остальные присутствующие молча слушали эту бессмысленную дискуссию, не испытывая ни малейшего желания в нее вмешиваться и тем самым затягивать ее на неопределенное время. И Ролан Керси, курирующий выполнение порученного мне задания и одновременно являющийся моим непосредственным начальником, и кэптен Мэнсфилд, возглавляющий Секретную разведывательную службу Великобритании, и, конечно же, мы с Карлом были людьми действия, привыкшими анализировать обстоятельства с более практической стороны и нацеливаться на как можно более быстрое решение проблем. Стремление выяснить, намеревается ли пресловутая преступная организация продать создаваемое ей оружие Германии — вопрос, который по понятным причинам очень волновал французов, — или же она планирует использовать его для дестабилизации обстановки в Индии — что, в свою очередь, вызывало большую тревогу у англичан, — не имело большого практического значения, потому что речь ведь шла о новом оружии огромной разрушительной силы, оружии всеобщего уничтожения. Это оружие вполне могло быть использовано в любом регионе и в любой момент и немцами, и индийскими борцами за независимость, и вообще всеми теми, к кому это оружие попадет в руки.

Вот такими нелепыми бывают подчас политические игры.

Совещание началось в три часа дня, и первым делом мы с Карлом доложили о ходе выполнения порученных нам заданий и о состоянии дел. По правде говоря, как только я заметила, что присутствующие — а особенно оба министра — не столько слушают мой отчет, сколько пытаются оценить стройность моих ножек, я поспешно передала слово Карлу, хотя и не чувствовала себя при этом униженной, потому что я не отличаюсь ни чрезмерным самолюбием, ни феминистскими взглядами. Не обижайся, любовь моя, но время и жизненный опыт научили меня стараться не обращать внимания на подобное поведение, являющееся проявлением слабой мужской натуры, на которую, согласно учению шактизма, доминирующее влияние оказывает свадхистхана-чакра — то есть чакра сексуальности, находящаяся на уровне половых органов.