И тут он услышал ее.

Мать находилась всего в пяти шагах от сына, ее пронзительный голос, срывающийся на визг, окончательно потряс его:

– Беги– и, Шами-иль!!!

Он увидел ее лицо близко-близко. Оно было дряблым и старым, от бега щеки мотались из стороны в сторону. Тут нервы у Шамиля сдали окончательно. Мать была уже на расстоянии трех шагов от него, и он сделал то, о чем мечтал несколько секунд назад, только вожделение сменилось отчаянным страхом: он ворвался в приемную и, дергая на себя ручку, захлопнул за собой дверь.

Пожалуй, он слишком сильно рванул ее. Потому что она вдруг подалась и, в свою очередь, стала давить на него. Шамиль в мгновение ока поравнялся с окном, однако не разбил его, потому что стекла лопнули чуть раньше, – он вылетел на улицу вслед за ними. Падая на спину, он поднял глаза и увидел огненный столб пламени, вырывающийся из окна приемной. Потом оглушительный взрыв.

Стена резко просела и стала складываться: на стыке первого и второго этажей она горбом подалась вперед, а окнами третьего этажа уходила внутрь здания. Кирпичная кладка издала жуткий тупой звук, стена на мгновение замерла, приняв фантастическую форму, и всей массой обрушилась вниз.

Шамиль закрылся руками, но многотонный каменный гребень в одну секунду накрыл его.

А Фаина так и не дочитала роман до конца. Действие на последней странице она видела наяву: и крепкого смуглолицего парня, забежавшего в кабинет, и мощную волну, которая отбросила ее к стене вместе со стулом… Прежде чем перестать думать, Фаина увидела оторванную голову. Она была точь-в-точь похожа на голову из романа: с перекошенным ртом, пробитым черепом, и мозг сочился из раны. Только не было крови. Как будто голову оторвали от давно обескровленного трупа.

Секретарша узнала эту голову. Когда-то она принадлежала Розе Гафуровой.

Фаина умерла спокойно, без конвульсий и мучений. Она просто вдохнула в себя воздух, как делала это на протяжении всей жизни, и он неожиданно обжег внутренности.

Взрывная волна была настолько сильной, что в школе почти не осталось ни одного целого стекла. Дети в актовом зале, вставшие, чтобы стоя поблагодарить имама, попадали на пол, как снопы в бурю.

Упал и имам. Когда он поднялся, первое, что сделал, это нашел глазами Марата, крепко державшего в руках какую-то книгу, потом посмотрел на линолеум. Никаких бликов или пятен на нем не было.

Вначале Родиону Кочеткову не понравилась улыбка отца Алексея, теперь ему не по душе была улыбающаяся физиономия Аллы. Девица продолжала сверлить его взглядом.

Родион снова посмотрел на часы: 11.01. Со стороны ему послышалось: «Есть!» Он обернулся. Вокруг никого не было, только Алла. Он посмотрел на нее более внимательно, но ничего не сказал.

Взрыва Родион, конечно, не мог услышать, хотя точно знал, что он прогремел. Минут через двадцать – двадцать пять приедет Коваль. Видеокассету с отснятым материалом, конечно же, заберет Иванов, но Родион потребует, чтобы просмотр провели в его присутствии. Он даже не исполнитель, он – профессионал, ему просто необходимо просмотреть пленку. Это, в конце концов, часть работы, ее завершающая фаза.

Родион подумал, что чересчур разошелся. Иванов и слова не скажет против. Хочешь посмотреть – ради Бога.

В дверях конференц-зала появилась и исчезла крупная фигура шефа службы безопасности. Он так же, как и Родион, нервничал. На сегодняшний день он запретил использование радиосвязи, как сотовых телефонов, так и радиостанций, не дай Бог, проскочит в эфир неосторожное слово. А дело – серьезнее некуда. После взрыва на ноги будут подняты все, виновников начнут искать не только на земле и в воздухе, но и в эфире. Иванов запретил Ковалю связываться даже по обычной линии: только встреча в конторе.

Родион снова посмотрел на циферблат: 11.15.

Он встал, подойдя к телевизору, включил его. Сел на прежнее место.

– Рано еще, – снова подала голос Алла.

– Не блажи, – повторил Родион.

– Лично я дергаться не буду. Наоборот, мне доставит удовольствие заложить мину в синагоге. Если б ты только видел, какая отвратительная морда у раввина. – Алла сморщилась и сверкнула глазами. – Просто невозможно описать. И запах. От него воняло чесноком, луком и селедкой одновременно. Ты можешь представить себе такую смесь?

– Мне ответить?

– Не психуй, Родик, еще пять минут, не больше.

Родион, не выдержав, вышел в коридор. И тут же нос к носу столкнулся с Ковалем. Тот был бледен.

– Что случилось? – У Родиона неожиданно пересохло в горле.

Коваль, прежде чем ответить, осмотрелся по сторонам.

– Ты где заложил мину?

– Как… где?

– Да вот так. Рвануло где-то у самого выхода из школы.

– Не может быть…

Коваль резко дернул плечами.

– Пойдем, посмотришь.

Родион схватил товарища за руку и увлек за собой в кабинет Иванова.

Вскоре в кабинет вошел мрачный Дробов. Он молча сел в кресло хозяина. Не задавая вопросов, генерал ждал объяснений.

– Кажется, мы нашли причину. – Иванов перемотал пленку почти на начало. – Вот… Вот сейчас должна показаться машина. Вот она. Из машины выходит человек и торопливо входит в здание. Он явно торопится. До взрыва остается примерно две минуты.

– Минута десять секунд, – подал голос Родион. – Я засекал время во время просмотра. После того как он вышел из машины, прошло чуть больше минуты.

– Так кто он? – Дробов смотрел на джип «Тойоту» с московскими номерами.

– Четвертый отдел занимается этим.

Генерал усмехнулся.

– Как громко! А собственное мнение у тебя есть?

– Да, тем более что выбор небольшой. Скорее всего этот парень явился по звонку. Кто-то обнаружил мину и вызвал специалиста.

– Ага, и не вызвал милицию.

– Этого мы пока не знаем.

Дробов поднял руку, прося тишины.

Зрелище, которое предстало перед ним на экране телевизора, было ошеломляющим. Генерал подумал, что Родион Кочетков настоящий специалист своего дела. Любая кинематографическая компания отвалила бы за него большие деньги.

Вначале прямо на камеру рванули высокие двери школы и на сотую долю секунды позже окна на первом этаже. Повисшие в воздухе осколки стекла озарились яркой вспышкой и с еще большим ускорением веером прострелили пространство. Стремительно выкатились ярко-красные валы пламени, устремляясь вверх. Потом генерал увидел то, что перед смертью наблюдал Шамиль: как сложилось здание – фасад и левая его часть. Верхнюю часть стен по всей длине словно всосало внутрь, а нижнюю горбом выперло вперед. Все это на секунду застыло, словно на видеомагнитофоне нажали кнопку «пауза», затем показ продолжился. Верхняя часть здания стремительно свалилась внутрь, как в жерло мясорубки, выгоняя грохочущий каменный вал низом. Потом словно прокатилось эхо, повторяя громовые раскаты. Где-то в середине разрушенного здания вверх взметнулся огромный язык пламени; по сравнению с первыми валами огня он был тусклым, его почти скрыли серые облака пыли, нависшие над школой. Тем не менее можно было разглядеть, что повреждена только центральная часть здания, а два одноэтажных крыла – актовый и спортивные залы – стояли нетронутыми.