Одновременно с этим, видимо, осуществлялась и своеобразная идеологическая обработка войска. Распространялись слухи о знамениях, которые предвещали грядущий успех: «Из Лебадии римлянам были присланы благоприятные вещания Трофония и предсказания победы. Об этом у местных жителей существует множество рассказов, а в «Воспоминаниях» самого Суллы, в десятой книге, написано, что когда Херонейское сражение было уже выиграно, к нему пришел Квинт Титий, человек отнюдь не безвестный среди тех, что вели торговые дела в Греции, и сообщил, что Трофоний предсказывает в ближайшее время и на том же месте еще одну битву и победу. После этого строевой солдат по имени Сальвиен принес от бога ответ, какой оборот примут дела в Италии. Об обличье бога оба рассказали одно и то же: он показался им прекрасным и великим, подобным Зевсу Олимпийскому» (Плутарх. Сулла. 17. 2–4). Сулла, как оказалось, не только сам верил в свою счастливую звезду, но и умел заставить поверить в нее других. И как знать, что подействовало на его солдат больше — изнуряющие работы или уверенность в удаче Суллы Счастливого, подкрепленная изъявлениями божественной воли?

Итак, две попытки Архелая улучшить свое положение закончились неудачно. Надо полагать, на римлян они оказали обратное действие, вселяя уверенность в конечном успехе дела. Теперь Сулла стоял прямо напротив лагеря Архелая, у подножия Гедилия, и выжидал удобного случая для битвы. Случай выпал достаточно неожиданно. Переждав но новом месте один день, Сулла оставил там Мурену с легионом и двумя когортами для того, чтобы мешать противнику выстроиться в боевой порядок, а сам отправился осматривать Фурий — скалистую вершину неподалеку от Херонеи, которая была занята понтийцами. Двое херонейских граждан, Гомолоих и Анаксидем, обратившись к Сулле, сообщили, что они знают тайную тропу, неизвестную неприятелю, которая выведет римлян прямо на вершину Фурия, над головами врагов, так что можно будет атаковать их с тыла и перебить камнями или согнать на равнину. Габиний засвидетельствовал благонадежность, мужество и верность этих людей, и Сулла решил действовать по их совету. Пока херонейцы обходили Фурий, он выстроил свои войска, приняв командование над правым флангом. Левый фланг он вверил Мурене, а легатов Гальбу и Гортензия с запасными когортами поставил в тылу на высотах.

Совершив свой обходной марш, отряд под начальством Эриция обрушился на находившихся на вершине понтийцев. Этот неожиданный удар привел их в замешательство и обратил в бегство. «Многие погибли от руки товарищей, ибо понеслись вниз по склону, натыкаясь на собственные копья и сталкивая друг друга со скал, а неприятель, напиравший сверху, поражал их в спину, не защищенную доспехами, так что павшие при Фурии исчисляются тремя тысячами», — повествует об этом избиении Плутарх (Сулла. 18. 1–2).

Самое худшее для понтийской армии было, однако, впереди. Беглецы, кинувшись к своему лагерю, с перепугу налетели на уже выстроенную к бою фалангу и смешали ее ряды. Военачальникам пришлось вместо того, чтобы следить за ходом битвы, приводить в порядок расстроенные ряды своих солдат; когда же порядок был восстановлен, было уже поздно. Сулла, заметив смятение в рядах врага, тут же двинул в атаку свой фланг, так что за тот промежуток времени, который потребовался вражеским командирам, чтобы восстановить строй, римляне успели уже преодолеть открытое пространство, необходимое для разгона серпоносным колесницам. «Дело в том, — поясняет Плутарх, — что главное для этих колесниц — продолжительный разбег, который сообщает стремительность и мощь их прорыву сквозь неприятельские ряды, а на коротком расстоянии они бесполезны и бессильны, словно стрелы, пущенные из плохо натянутого лука. Так и вышло в тот раз у варваров, и римляне, отразив вялое нападение лениво двигавшихся первых колесниц, с рукоплесканиями и смехом потребовали новых, как они обычно делают на бегах в цирке» (Сулла. 18.3).[955]

Затем в схватке сошлась пехота. По рассказу Плутарха, римляне, охваченные гневом, бросились на сомкнутый строй варваров, ощетинившийся копьями, побросав свои дротики и только с мечами в руках: «Дело в том, что в первых рядах вражеского строя они увидели пятнадцать тысяч рабов, которых царские полководцы набрали по городам, объявили свободными и включили в число гоплитов. Какойто римский центурион, говорят, сказал, что только на Сатурналиях случалось ему видеть, чтобы рабы пользовались свободой, да и то лишь в речах» (Сулла. 18. 5–6). Рабам удавалось какоето время сдерживать натиск легионеров, но постепенно они начали пятиться, поражаемые дротиками и зажигательными снарядами, которые метали римляне из задних рядов, а затем и обратились в бегство.

Тем временем Архелай задумал обойти римлян с фланга и начал движение; это не ускользнуло от внимания Гортензия, который беглым шагом устремился со своими когортами ему наперерез. Однако понтийский командующий, бросив против него две тысячи всадников, оттеснил римлян к склонам горы, отрезал от основных сил и начал охватывать в кольцо. Сулла, следивший со своего правого фланга за ходом битвы, тотчас, взяв с собой часть воинов, попытался прийти на помощь попавшим в беду соратникам; однако Архелай, догадавшись об этом перестроении по поднявшейся пыли, оставил Гортензия в покое и перенес удар на правый фланг, оставшийся без командующего. Одновременно с этим на левом римском фланге Таксил атаковал Мурену, так что и там сложилось тяжелое положение. Если верить Плутарху, Сулла какоето время пребывал в растерянности, не зная, где его присутствие окажется нужнее, но затем решил вернуться к себе на правый фланг, а на левый отправил Гортензия с четырьмя когортами.

Появление Суллы на правом фланге решило дело. Фланг и без того выдержал натиск понтийцев, а когда появились свежие силы, он перешел в атаку, и враги не выдержали. Не давая себе передышки, Сулла тут же устремился на левый фланг, но там воины Мурены тоже уже перешли в наступление. Началось повальное бегство понтийской армии — ее центр, увидев, что бегут оба фланга, последовал их примеру. Место, необдуманно выбранное Архелаем для лагеря, стало ловушкой для его воинов. Не имея пространства ни для того, чтобы спастись бегством, ни для того, чтобы перестроиться и встретить атаку врага, понтийцы были прижаты к скалам и там истреблены до последнего.