Лавкрафт – гулкая волна, далеко расходящаяся в эфире. Лавкрафт – это рок-н-ролл.

Я представляю вам сборник, который познакомит вас со сновидческой прозой Лавкрафта, свивая ее в обширный гобелен, раскинувшийся меж берегами Фэнтези и Хоррора.

Вот вам «Модель Пикмана» – чистый ужас и самый что ни на есть винтажный Лавкрафт – а следом сам Ричард Аптон Пикман, продирающийся через «Сновидческие поиски неведомого кадата»… Хронологическое расположение историй само по себе ткет причудливые узоры. Сны и кошмары… Вампиры и кошки…

Есть в прозе Лавкрафта, в его мирах нечто смутно влекущее для всякого, кто пишет в жанрах фэнтези и хоррора. Я сам написал три лавкрафтианских вещи. Одну скрытно вставил в «Сэндмена» – это тихая, сомнамбулическая история (первая в сборнике «Конец света»). О том, что она лавкрафтианская, можно судить по тому, что в ней встречается слово «циклопический». Вторая – круто заваренная версия «Мальтийского сокола» с оборотнем в качестве главного героя (в чудесной антологии Стива Джонса «Тени над Иннсмутом»). А третья – отрывок из автобиографии Ктулху – написанная, когда я был гораздо моложе, представляла собой неуклюжую пробу пера в юмористическом жанре. Если я когда-нибудь снова вернусь к Лавкрафту (уверен, до конца своих дней я еще это сделаю), это будет для чего-то совершенно иного.

Что же в Лавкрафте заставляет меня возвращаться? И не только меня – любого из нас? Я не знаю. Может быть, просто то, что он дает нашему воображению всласть порисовать монстров.

Если это ваш первый визит в мир Лавкрафта, дорога поначалу может показаться вам довольно ухабистой. Не обращайте внимания. Продолжайте идти.

Вскоре вы окажетесь на улице, что бежит насквозь через два города-близнеца и дальше, в раскинувшуюся за ними тьму.

Это при условии, что литература – и правда целый мир.

А она – определенно да.

Это было мое предисловие к сборнику «Круговорот грез Г. Ф. Лавкрафта: сны ужаса и смерти» (1995).

О «Тринадцати часах» Джеймса Тёрбера[86]

Книга, которую вы сейчас держите в руках, «Тринадцать часов» Джеймса Тёрбера, – это, наверное, самая лучшая книга на свете.

Но даже если и нет, она все равно очень похожа на то, чего еще никто никогда не видел, – и, насколько я могу судить, так и остается единственной в своем роде.

Как-то вечером ко мне заглянула одна моя приятельница, вся в слезах. Она поругалась со своим бойфрендом и с родителями, у нее заболела собака, и вообще жизнь рушилась прямо на глазах. Я попытался ее успокоить, но что бы я ни сказал, от этого становилось только хуже. Тогда я взял с полки «Тринадцать часов» и начал читать ей вслух. И не успел я и глазом моргнуть, как моя подруга уже смеялась, изумлялась и радовалась, начисто забыв о своих проблемах. Так что, по большому счету, мне все-таки удалось сказать ей что-то годное.

Вот такая эта книга. Она уникальная. От нее люди становятся счастливее, как от мороженого.

Ее автор, Джеймс Тёрбер, был знаменитым юмористом (писавшим в основном для взрослых) и художником-карикатуристом (рисовавшим в неповторимом и легко узнаваемом стиле – таких толстеньких человечков, словно набитых ватой и вечно озадаченных, затюканных или чем-то расстроенных). Проиллюстрировать эту книгу ему уже не позволяло зрение, так что он обратился за помощью к своему другу и коллеге Марку Симонту. А в Англии книга вышла с иллюстрациями карикатуриста Рональда Сирла, и именно в английском варианте я прочел ее впервые, когда мне было лет восемь. Я остался в полной уверенности, что это самая лучшая книга из всех, что мне довелось прочитать. Она была забавной, причем в самых неожиданных местах. И она была битком набита словами. Понятно, что в любой книге слов хватает – но не в этом смысле. «Тринадцать часов» были полны самыми волшебными, чудесными и вкусными словами. Они перетекали из прозы в поэзию и обратно, так что неудержимо хотелось читать их вслух – просто чтобы послушать, как все это звучит. И я читал их своей младшей сестре. А потом и собственным детям – когда стал уже достаточно взрослым.

На самом деле «Тринадцать часов» – это не волшебная сказка и не история о привидениях. Но ощущение от этой повести – как от сказки, и действие ее происходит в сказочном мире. Она короткая – но не слишком, а в самый раз. Идеально. Когда я был молодым писателем, я воображал, что не получаю деньги за каждое написанное слово, а, наоборот, плачу кому-нибудь за него. Так я приучал себя к дисциплине, учился использовать только самые необходимые слова. И вот я снова смотрю, как искусно и компактно Тёрбер упаковал в слова свою историю – и в то же время как ловко он жонглирует всеми этими потрясающими словами, сверкающими и блестящими, как он подбрасывает и ловит их снова, точно счастливый безумец, и не устает при этом то объяснять, то открывать тайны, то морочить читателю голову. Это просто чудо. По-моему, по одной этой книжке можно научиться всему, что должен знать рассказчик историй.

Нет, вы только послушайте! В ней есть принц и принцесса. В ней есть самый злодейский герцог из всех, что только могут встретиться вам в книгах. В ней есть Тс-с-с и Ш-ш-ш (и Слышь). О счастье, в ней есть Ведьминия, которая плачет драгоценными камнями! О ужас, в ней есть Тодал! А еще, и это – самое чудесное и невероятное, – в ней есть Голукс в неописуемой шляпе, который предупреждает нашего героя:

– Половины мест, в которых я побывал, никогда и на свете не было. Я их выдумал. Половины вещей, о которых я говорю, где они спрятаны, никто никогда не найдет. Когда я был молод, я рассказал сказку о золотом кладе, и люди на многие лиги вокруг принялись копаться в лесу. Я и сам копал.

– Но зачем?

– Думал, что моя сказка о сокровищах может оказаться правдой.

– Ты же говоришь, что ты ее выдумал!

– Теперь-то я это знаю, но тогда не знал. К тому же я многое забываю.

В каждой сказке должен быть свой Голукс. И, к счастью для всех нас, в этой книге он есть.

Бывают такие истории, которые нуждаются в предисловии: прежде чем приступить к повествованию, необходимо объяснить те или иные вещи. Предисловие возводит декорации и освещает темные места, чтобы история засияла ярче, – как драгоценный камень, отполированный и красиво оправленный, выглядит лучше, чем когда пылится в углу или напрасно пытается украсить грязную перчатку какого-нибудь злодейского герцога.

Но «Тринадцать часов» – не из таких историй. Эта повесть в предисловии не нуждается. Я ей ни к чему. Как один из драгоценных камней, родившихся от смеха Ведьминии, она может попросту растаять, если смотреть на нее слишком долго или слишком пристально.