Через несколько секунд, восстановив дыхание и открыв глаза, Джонни сгреб ее в охапку — с виду грубо, но на деле очень нежно — и быстро поднес к постели, осторожно опустив на шелковое покрывало.

— Я еще не сказала «да», — вкрадчиво напомнила Элизабет. Ее глаза сияли, как два изумруда, а белая ночная рубашка и темный халат, ниспадая живописными складками, лишь подчеркивали соблазнительные изгибы полного тела.

— Действительно? — притворно изумился он, расстегивая пояс. — И ты всерьез думаешь, что сейчас это способно остановить меня?

— Во всяком случае, я так полагала… — Ее слова были исполнены бессознательного кокетства.

— В таком случае можешь считать, что перед тобой человек с дурными манерами, — объявил он без лишних церемоний, уже справившись с поясом и распутывая шейный платок.

— Значит, ты ожидаешь, что соскучившаяся жена встретит тебя с величайшим смирением? — Ее глаза неотрывно следили за руками мужа, который расстегивал сейчас ворот сорочки.

— Я ожидаю горячей встречи. И желательно повлаж-нее, — ответил он с небрежной улыбкой, стаскивая сорочку через голову, чтобы не тратить времени на остальные пуговицы. — Ты еще способна на это?

Ее пышные бедра еле заметно вздрогнули, как бы отвечая на его слова, а пальцы безжалостно рванули вверх дорогой бархат, обнажая атласную белизну ног. Сев на кровать, чтобы стащить с ног сапоги, Джонни Кэрр замер от этого зрелища. То, что он увидел между ее ног, было подобно заре — золотой, сияющей, ослепительной.

Склонившись над женой, он положил свою ладонь на эти ослепительно золотые завитки. Это был жест собственника, столь же естественный для него, как способность дышать.

— Подожди, — велел супруге муж-властелин, поворачиваясь к ней боком. — Я сейчас…

— Ты ранен! — испуганно вскрикнула она и привстала, только сейчас заметив кровь на его предплечье.

— Ерунда, царапина… Подрался в таверне. Не обращай внимания. А прореху на рубахе зашьешь как-нибудь позже. — И он властным жестом заставил ее лечь снова.

— Ты уверен?.. — Она так и не смогла продолжить расспросы. Его опытная ладонь кругами блуждала по ее телу, спускаясь все ниже, будя желание и заставляя забыть все тревоги. — И когда же в конце концов я смогу насытиться тобой? — тихо простонала Элизабет, вся содрогаясь от вожделения, не в силах оторвать взгляда от мускулистого торса, от мощной руки, от крепкой ладони с длинными пальцами, столь уверенно державшей ее в сладостном плену.

— Никогда, — ответил он просто и без раздумий.

В следующую секунду тяжелые сапоги полетели в сторону, а замшевые бриджи упали на пол. Джонни помог ей сесть, чтобы раздеть ее.

— Поцелуй меня, — потребовала она тоном юной девушки, чертовски соблазнительная в своей напускной невинности. Ее лицо было открытым и простодушным.

И, потянувшись к крючкам шелкового платья, он нежно поцеловал ее.

— Еще, — пробормотала она глухо, путаясь в складках темного бархата.

— Скоро… — прошептал он в ответ.

Быстро расстегнув на платье застежки из витой тесьмы, ч то время как она не оставляла попыток поцеловать его, Джонни освободил ее плечи от тяжелой ткани. Раздевая жену, ему приходилось проявлять особую ловкость, осторожно уворачиваясь от ее объятий. С рубашкой справиться было уже проще, и он перестал избегать ищущих рук Элизабет. Рот Джонни снова стал доступен ее губам — жадным, жестким, стремящимся насладиться его вкусом. Оставив сопротивление, он полностью отдал свое тело во власть ненасытной женщины, и из ее горла вырвался вздох, выражающий одновременно умиротворение и предвкушение еще большего счастья.

Ей, дрожавшей от жадности после долгого ожидания, хотелось целиком завладеть им. Хотелось поглотить его, вобрать в себя, испытав чисто физическое наслаждение, способное прогнать прочь страх и черные мысли минувших дней.

— Прикоснись ко мне везде, везде… — шептала она, задыхаясь от возбуждения.

— Чтобы ты наконец смогла поверить, что я вернулся? — пробормотал он, упиваясь сладостью ее открытых губ.

— Чтобы я смогла удержать тебя… навсегда… — Ее голос был наполнен обольстительной силой, восходящей, должно быть, к праматери Еве.

И он дал ей все, чего она хотела, поскольку сам сгорал от нетерпения. Его руки блуждали по грудям Элизабет — тяжелым, налитым той силой, которую всегда придает женщине беременность. Длинные пальцы трепетно огибали великолепные полукружья, останавливаясь ненадолго только затем, чтобы дотронуться до вздыбившихся сосков, спускались в глубокое ущелье между двумя белыми холмами, неторопливо раздвигая их. Каждое его прикосновение отзывалось сладостной вспышкой в ее мозгу, заставляло трепетать ее плоть, вызывало неистовое покалывание кончиков пальцев.

Джонни убрал свою руку, и ее груди затрепетали, как зрелый плод, готовый сорваться с ветви. Любуясь их подрагиванием, он переместил свои разгоряченные ладони ниже, на округлый живот, потом на пышные бедра и в конце концов опять достиг золотистого лона. Продвинувшись еще ниже, его пальцы вошли в святая святых.

Ощущая трепетное влажное тепло, Джонни прошептал:

— Теперь ты чувствуешь меня?

Впившись взглядом в лицо Элизабет, он прочитал ответ в ее глазах.

— До чего же я рада, что ты наконец дома. — Ее голос дрожал от страсти.

— Могу себе представить. — Его пальцы буквально плавали в густой жидкости. — Лучше ложись поудобнее и раздвинь ноги, — произнес, сладко улыбнувшись, сгорающий от нетерпения муж, — и ты увидишь, насколько я рад тому, что наконец вернулся.

От его долгого поцелуя Элизабет погрузилась в море блаженства.

— Мне кажется, что я ощущаю запах рая, — прошептала она. — Он так близко… словно свежий кокос…

— М-м-м… — промычал он, оставляя языком влажный след там, где смыкались ее чресла. — Мой рай пахнет скорее… — Джонни обмакнул свой палец в вязкую, как мед, жидкость и поднес сперва к своим, а затем и ее губам. — Скорее как креветки…

— Люби меня! — жарко выдохнула Элизабет, до предела возбужденная запахом собственной плоти, оставшимся у нее на губах.

— Как раз этим я и занимаюсь, — ответил он, держа в своих руках и покрывая пламенными поцелуями ее лицо.

— Недостаточно. — Она дотронулась до напружинившегося столба. — Дай мне это!

И Джонни выполнил просьбу жены. Повернув Элизабет на бок, он прижался к ее спине и медленно вошел в нее сзади, наполнив до отказа своей плотью. Она же навалилась на него, чтобы почувствовать каждый дюйм этого наполнения, и блаженно вздохнула. Джонни отстранился и, когда она всхлипнула от нетерпения, снова вошел в нее. Обхватив ее груди ладонями, он притягивал ее к себе, каждой клеткой ощущая близость той, которая была для него самой желанной на свете. Пропустив руку между ног, Элизабет с замиранием сердца прикоснулась к его телу, медленно погружающемуся в нее и выходящему наружу. Ее пальцы трепстно ощупывали бархатистую кожу, туго обтянувшую живой утес, переплетение вен… Почувствовав, как этот нежный массаж придает ему новые, невероятные силы, он задержался внутри ее.