— Таким я обещаю, что рассмотрю вопрос об отставке сразу же, как буду свободен от дел сам. А по-честному, скажу вам, что к концу дня, после первой крупной битвы за плечами и кувшина вина в животе, с добычей в мешке, вы будете ощущать себя долбаными героями, и сама мысль об отставке даже не придет вам в голову!

Макрон сделал паузу.

— Вы вступили в ряды «Шакалов». Здесь вас учили так, как не учат солдат нигде в мире, — только в римских легионах. У вас самое лучшее в мире снаряжение, и теперь, хвала богам, вы наконец-то получили шанс опробовать на практике всё, чему вас научили. Наслаждайтесь этим мгновением, мужчины! Это великое испытание всей вашей жизни. Сегодня вы узнаете, что значит быть легионером, быть в рядах лучших воинов всего мира!

Макрон показал большим пальцем за спину, на врагов.

— Они думают, что съедят нас на завтрак. Они знают, что их больше, думают, что их трубы и барабаны заставят нас дрожать. — Макрон презрительно улыбнулся. Сделал короткую паузу и заговорил жестче: — Сейчас я говорю вам, что нет ничего страшнее, чем римский армейский меч и обученный солдат, держащий его в руке и знающий, как им пользоваться.

Он обнажил меч и поднял его вверх.

— Так что пусть узнают, против кого они вышли. Пусть узнают, в чьей руке их судьба. Пусть узнают, что те немногие, что выживут и сбегут с поля боя к вечеру, до конца дней своих будут рассказывать о тех, кто разгромил их сегодня! За «Шакалов»! — заревел Макрон, махнув мечом вверх. — За «Шакалов»!

Солдаты подхватили крик — большинство с искренним воодушевлением; остальные присоединились, и постепенно общий подъем охватил и их, наполняя радостным возбуждением.

Клич подхватили остальные когорты легиона и когорты ауксилариев, приданные Двадцать второму легиону. Крик римлян начал заглушать трубы, барабаны, цимбалы и улюлюканье врагов, движущихся по равнине к легиону. Макрон быстро обернулся, глядя на нубийцев, и пошел через строй, обратно к знаменосцам.

Катон поглядел на друга и почувствовал облегчение, зная, что Макрон хорошо умеет воодушевлять солдат личным примером. Самое главное, чтобы первая когорта не дрогнула под натиском врага. Победа зависела от точного выбора времени для решительного хода. Не просто победа, подумал Катон, а само выживание — всей армии и всей провинции Египет. Горизонт слева озарил яркий оранжевый свет, солнце уже было готово подняться из-за горизонта, отмечая рождение нового дня. Для многих воинов с обеих сторон он станет последним днем жизни. Катон почувствовал, как пошли мурашки по коже головы, и взмолился, чтобы это не было предчувствием скорой смерти. В его голове сразу же возник образ Юлии, он почувствовал страстное желание быть рядом с ней — такое, какого не испытывал с того дня, когда в последний раз касался ее тела.

— Командир! — окликнули его, и Катон увидел самого молодого из трибунов, который показал на врага — меньше чем в четверти мили от передних рядов римлян. — Они уже, наверное, в пределах досягаемости катапульт. Следует ли отдать приказ стрелять, командир?

Катон уже хотел было выговорить младшему за самонадеянность, но понял, что тот прав. Отряд всадников на верблюдах, вооруженных дротиками, вышел за основную линию нубийской армии и продвигался в сторону когорты кавалеристов на левом фланге. Катон быстро прикинул расстояние до них и кивнул трибуну.

— Очень хорошо, пусть командир батареи прикажет сделать несколько пробных выстрелов, прежде чем давать залп. Незачем зря тратить стрелы.

Отсалютовав, трибун пустил своего коня галопом и поскакал к командиру батареи, центуриону ауксилариев, которого Катон назначил командовать батареей катапульт на левом фланге. Вскоре раздался глухой стук — это рычаги катапульты ударились об ограничители. Хотя еще не рассвело окончательно, Катон без труда проследил за полетом стрелы в сторону противника. Она полетела по некрутой дуге и ударила в землю, подбросив в воздух песок и гравий прямо под ногами верблюдов. Командир батареи проревел приказ остальным расчетам, они оттянули рычаги своих катапульт и положили на ложа массивные стрелы с железными наконечниками. Когда все были готовы, центурион поднял руку.

— Стрелять по команде!

Солдаты стояли у катапульт, по одному у каждой, держа рычаги спуска. Центурион подождал, пока первые ряды нубийских всадников минуют место, где первая стрела вонзилась в землю. Катон сгорал от нетерпения, но центурион продолжал держать руку поднятой, подпуская врага ближе.

— Давай, не жди, — прошептал Катон.

— Пуск! — внезапно крикнул центурион, опуская руку.

Катапульты щелкнули почти одновременно, будто сломали пучок палок. Тридцать тяжелых стрел полетели в отряд всадников на верблюдах, состоявший из пяти или шести сотен воинов, насколько мог прикинуть Катон. Центурион правильно рассчитал время залпа. Ни одна стрела не пролетела мимо, и мощные железные наконечники пронзили песочно-желтые бока верблюдов и черные одеяния всадников. Животные, в которых попали стрелы, упали замертво, их тощие ноги мгновенно подогнулись, и те, кто ехал позади них, были вынуждены спешно сворачивать в сторону, врезаясь в своих товарищей и создавая толчею. Продвижение отряда замедлилось. Арабы объехали убитых и раненых, но римляне уже перезарядили катапульты. Поверх рядов римлян вылетел следующий залп стрел, снова поразив нубийцев, убив и ранив еще нескольких. Некоторые всадники испугались обстрела и начали отставать, надеясь, что этим спасут себя от излишнего внимания вражеских стрелков. Третий и четвертый залпы окончательно остановили всадников. Они толклись на месте в нерешительности, а римские стрелы продолжали падать на них. Пятый залп сломил их волю. Командир отряда развернул верблюда и двинулся в сторону фланга, махая рукой своим воинам, чтобы те следовали за ним.

Римляне радостно закричали, некоторые даже подбросили в воздух мечи и дротики. В масштабах предстоящей битвы нынешнее достижение было более чем скромным, понял Катон, но он прекрасно понимал солдат. Этот успех воодушевил их и ударил по боевому духу противника.

Хотя на сердце и стало теплее, Катон уже видел новую угрозу, более серьезную. Пыль на флангах вражеской армии сгустилась, и он увидел множество всадников на лошадях, рысью приближающихся к кавалерийским когортам, стоящим по флангам римской пехоты. Это будет первым настоящим испытанием нынешнего дня, понял командир. Если кавалеристы не сдержат нубийцев, те окружат легионеров и ауксилариев и ударят с тыла. Тогда Катона и его солдат порубят на куски. Тронув поводья, молодой военачальник дал знак штабным офицерам, чтобы они трогались следом, и поехал сзади строя к командиру сирийской кавалерийской когорты, стоящей на левом фланге.

Префект Герофил кивнул, приветствуя подъезжающего командира.

— Твоим людям скоро придется сражаться, — сказал Катон, показывая на темную линию наступающей вражеской кавалерии. Грохот копыт уже был слышен сквозь какофонию боевой музыки нубийцев. — Они готовы исполнить свой долг?

Это был риторический вопрос, но он давал префекту шанс высказаться от имени солдат.