Думается, однако, что Екатерина здесь лукавит: слова о скорби сильно преувеличены. С самого начала монархиня пыталась всячески смягчить горечь потери в глазах сына – не случайно сразу же после кончины жены Павел, “дабы отдалить его от сего трогательного позорища”, был увезен ею в Царское Село. Она пыталась всячески очернить перед ним память о Наталье и преуспела в этом, продемонстрировав великому князю шкатулку несчастной с денежными займами у иностранных послов и ее любовной перепиской с Разумовским. Теперь уж Павел, поняв, наконец, что он рогоносец, не мог не поверить матери. Он не только перестал принимать у себя Разумовского, но стал требовать отправки этого соблазнителя в ссылку, и если бы не заслуги отца, сидеть бы Андрею Кирилловичу в каком-нибудь сибирском остроге.

Все попытки графа оправдаться перед великим князем (Андрей послал ему не одно письмо, где уверял в своей чисто дружеской привязанности к нему и великой княгине) оказались тщетными. Разочарованный Павел не пожелал даже присутствовать на похоронах неверной жены, которую предали земле не в Петропавловской крепости, как подобало августейшей особе, а в Александро-Невской лавре. У ее гроба рыдал лишь потрясенный горем Разумовский.

Остановимся на мгновение на этой сцене плача. Словосочетание “рыдающий щеголь” звучало в ту эпоху как оксиморон. Франты и петиметры (щеголи-галломаны), воспринимавшие жизнь исключительно с внешней стороны, по определению были неспособны на глубокие переживания, а тем более не проливали слезы. О Разумовском же, напротив, говорили, что он “человек с сердцем”. И это при том, что никто, кажется, не ставил под сомнение его донжуанство и щегольство, коим граф был привержен всю свою долгую жизнь. ”Всегдашняя страсть к прекрасному полу была отличительной чертой Разумовского, – говорит великий князь Николай Михайлович, – а его [изменчивые вкусы] заставляли его постоянно менять свои привязанности”. Многие аттестовали его как человека без принципов, “утонченно-безнравственного”, вкравшегося в доверие к великому князю и причинившего тому много горя своей близостью с его супругой. Тем не менее, граф, надо полагать, испытывал к Наталье Алексеевне нечто большее, чем мимолетную страсть. Здесь можно говорить и о глубоком чувстве, и об особой привязанности к этой немке. Неслучайно он впоследствии и женится исключительно на немках – графине Елизавете Тун-Гогенштейн (1770–1806) и графине Константине – Доменике Тюргейм (с 1816 года).

Но вернемся вновь к событиям, последовавшим за кончиной великой княжны. Павел утешился быстро: в том же 1776 году он по настоянию матери женился на принцессе Вюртембергской, получившей имя Марии Федоровны. Разумовского же постигла заслуженная, но краткосрочная опала. Императрица выслала его из столицы сначала в Ревель, а затем к отцу, в Батурин, но уже через полгода граф был прощен и в январе 1777 года направлен полномочным министром и чрезвычайным посланником в Неаполь. Там произошла его знаменательная встреча с великим князем, путешествовавшим по Европе с новой женой. Будущий император, увидев Разумовского, бросился на него со шпагой. Тот сумел выкрутиться из этой мушкетерской ситуации и даже пошел на повышение: в 1784 году он уже в Копенгагене, а с 1786 года – посланник в Стокгольме. Императрица была очень довольна депешами графа о положении дел в Европе и в 1790 году назначила его сначала в помощь русскому послу, а потом и самим послом “к королю Венгеро-Богемскому” – в Вену.

Разумовский зажил здесь с поистине российским размахом. Как истый щеголь, он выставлял напоказ свое несметное богатство. Его великолепный венский дворец с мостом через Дунай вызывал всеобщее восхищение. Это был подлинный храм искусств, украшенный полотнами первоклассных художников. Расточительный русский устраивал там званые приемы, где соблюдался строгий этикет во вкусе дореволюционных французских салонов. Его библиотека и оранжереи поражали воображение австрийцев. О его богатстве ходили темные слухи: что нажито оно неправедно, что доходы граф будто бы получал от иностранных правительств, сначала от Бурбонов, а потом от Англии и Австрии. Разумовский пользовался ошеломляющим успехом у дам, в том числе коронованных, – им увлекались и неаполитанская королева Каролина, и даже супруга шведского короля Густава III.

По восшествии на престол Павла I положение посла осложнилось. Известный наш поэт Денис Давыдов рассказывал в этой связи забавный анекдот: “Павел сказал однажды графу Ростопчину: “Так как наступают праздники, надобно раздать награды; начнем с андреевского ордена; кому следует его пожаловать?”. Граф обратил внимание Павла на Андрея Кирилловича Разумовского… Государь, с первою супругою коего, великою княгинею Наталиею Алексеевною, Разумовский был в связи, изобразив рога на голове, воскликнул: “Разве ты не знаешь?” Ростопчин сделал тот же самый знак рукою и сказал: “Потому-то в особенности и нужно, чтобы об этом не говорили”. На самом же деле Павел не только не помышлял о награждении посла, но отозвал его из Вены, вновь приказав безвыездно жить в малороссийском Батурине. Причиной тому был, однако, не гнев монарха на амурные дела своего бывшего друга, а действия последнего как дипломата: сблизившись с австрийским министром иностранных дел, Разумовский целиком подпал под его влияние и, по мнению Павла, не всегда действовал надлежащим образом.

По воцарении императора Александра I Разумовский вновь был назначен послом в Вену, где содействовал вступлению Австрии в антинаполеоновскую коалицию. После Тильзитского мира (1806) Андрей Кириллович вышел в отставку и жил в Вене как частное лицо. Он занимался устройством своей знаменитой картинной галереи и не менее славившихся музыкальных вечеров. В начале 1814 года, во время похода на Францию, он был вновь востребован Родиной – вступил в свиту Александра I и был назначен уполномоченным для переговоров о мире. За участие в Венском конгрессе он был возведен в княжеское достоинство Российской империи с титулом “светлости”. Он получил также и высший гражданский чин – действительного тайного советника I-го класса.

Свои труды и дни граф и светлейший князь Разумовский закончил в Вене на 84-м году жизни. Перед смертью он под влиянием второй жены принял католичество, а потому назван историком “космополитом в полнейшем смысле этого слова”. Думается, однако, что наш герой оставил по себе добрую память как видный дипломат, отстаивавший в Европе интересы России. И пожалованные ему чины, титулы и регалии – знаки не только монаршей милости, но и признания Отечества. Несмотря на некоторые личные непривлекательные черты характера Разумовского и на закрепившееся за ним прозвание – “человек утончённо-безнравственный”.

Как-то по вечернему Петербургу шли двое. Один в простом военном мундире, другой – в щегольском кафтане. Настроение у попутчиков было веселое, они травили анекдоты, как вдруг тот, что в мундире, явственно различил голос: “Павел, бедный Павел, бедный князь!”. Он невольно вздрогнул, остановился и оглянулся. Перед глазами предстал таинственный некто в испанском плаще, со шляпой, надвинутой на глаза. Сомнений быть не могло – орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка выдавали великого прадеда Павла – Петра I. “Не особенно привязывайся к этому миру, Павел, – продолжал державный призрак с неким оттенком грусти, – потому что ты недолго останешься в нем”.