Он ощупал туго свернутую бухту веревки, лежавшую в рюкзаке, и, вытащив ее коней, внимательно осмотрел мертвый узел в кольце карабина. Раскрыв футляр, извлек из него позаимствованный у Рудольфа Ахундовича бинокль.

Градов, зябко запахнувшийся в куртку, тоже выглядел собранно напряженным, будто знал, о чем думает сейчас его компаньон…

А думал Ракитин – отстраненно и грустно – о том, что, вероятно, вот и наступают последние минуты их бытия – такие призрачные в кажущейся отдаленности своей и такие близкие в неизбежности.

Летчик, торопивший спасенных им незнакомцев с посадкой, выказал откровенно дурное расположение духа и ни малейшего расположения к пассажирам.

– Шевелитесь, уроды! – орал он с напористой злобой. – За вами не такси прибыло!

Последним в вертолет влез Власов, не без труда затащив в чрево воздушного судна усердно отпихивающегося от него агента ЦРУ Диму.

Застрекотал винт, машина легко взмыла вверх. Затем, косо наклонившись, пулей ушла ввысь с пустоши. Через мутное оконце Ракитин увидел валявшиеся на тропе трупы «духов», валуны, за которыми он скрывался; мелькнул вдалеке котел долины в размытых розово-белых пятнах весенних садов…

– Коля, – обратился он к устало помаргивающему Власову. – Мы не договорили… Если помнишь, остановились на моменте истины… Так?

– Ну, давай-давай, рожай момент… – отчужденно откликнулся тот.

– Вот. – Ракитин вытащил из-за пазухи мятый лист с обозначенными на нем хребтами и вершинами. – Смотри. Нам надо сюда. – Ткнул пальцем в обведенную фломастером точку. – Там и будет… этот самый момент.

– И в чем он заключается?

– Он заключается не в моих объяснениях. Объяснения – слова. Нам надо туда. Вот и все. Нам – это и тебе… Решай.

– Но…

– Там будут даны все ответы на все вопросы.

– Ну… смотри, – недобро прищурился Власов. – Ох, смотри, парень… – И двинулся в сторону пилота, протянул ему бумагу. Спросил: – Это далеко отсюда?

– Ну… порядочно.

– Конкретно ответь!

Пилот испытующе оглянулся на него, цепко ухватив образ собеседника: замаранный кровью камуфляж, жесткий прищур, покатые плечи, агрессивная уверенность в себе…

– Ну… минут тридцать лету…

Власов вытащил из внутреннего кармана бушлата удостоверение. Процедил:

– Военная контрразведка. Летим по моему курсу.

– Да какого хрена! – вскинулся летчик. – Я тут командую, понял?!

Власов неторопливым движением вытащил из-под ремня «магнум». Процедил скучно:

– Слушай, летун… Ты нас спас, спасибо. Но есть некоторые обстоятельства… Я должен закончить операцию, понимаешь? А если же ты упертый товарищ, то так: я был в Афгане полтора года… И вполне способен управиться с твоим корытом. Все уяснил, командир?

– Ладно, – насупился летчик. – Летим туда и обратно. Горючего в обрез, кружить там долго не стану.

И «вертушка», нехотя вывернув в сторону, изменила намеченный курс.

Начались дикие, непроходимые горы. Их заснеженный камень был теперь близок и грозен недоступностью своей и мощью, округлыми высотами вершин и соборной, рельефной строгостью пиков, разрубами ущелий, на дне которых, извиваясь, отсвечивали стальной проволокой ручьи и реки, и пустынной бесконечностью земли, словно единой с небом. Горы простирались в беспредельность, заполоняя горизонт.

Ракитина охватил страх. То, что надлежало совершить, представилось кошмаром и наваждением. И тут он сглупил. Придвинувшись к пилоту, спросил заискивающе, не вдумываясь в слова:

– А вы… приземлиться можете?

– Где?

– Ну… в горах…

– Смотря… зачем. – Летчик посуровел, тягостные мысли омрачили чело его. – Слушай, – обернулся к Ракитину. – Прямо давай скажи: чего вам надо?.. Тот район – пустыня. Там вообще человек не ходит. Снежный если…

– Нам надо обследовать гору, – ответил Александр. – И мы бы, поверьте, не стали вас напрягать, если бы не всякая сумасшедшая чрезвычайщина… Кстати, помочь в этом деле нам были должны ваши коллеги. Может, вы их и знаете даже…

– Какие еще коллеги?

– Майор Поливанов. Слышали о таком?

– Хе! – сказал пилот, внезапно отмякнув. – Серега? Еще бы! Я сегодня к нему лечу вечером… Масло мне обещал.

– Ну вот, – кивнул Ракитин. – Мир тесен, как фибровый чемодан.

– Кто вас разберет, – пробурчал пилот под нос. – Но что мудрите вы – точно! Ку-уда летим? – Он вжал недоуменно голову в плечи. – За-ачем летим? При чем здесь контрразведка? Кого там ловить? Снежных барсов с передатчиками в жопах?..

Власов настороженно прислушивался к доносившемуся до него диалогу. На лице его явственно читалась удрученная терпеливая злоба.

– Ну вы и зануда! Подумаешь, потратим часок-полтора! – стеснительно упрекнул пилота Ракитин, сам же испытывая нешуточную боязнь, что тот способен повернуть назад.

Ужас перед заснеженной бездной и каменными громадами прошел без следа, и теперь куда серьезнее его волновали настроения двух крутых и решительных вояк: боевого горного аса и не менее боевого опера, к которому он испытывал ныне невольное уважение и даже симпатию.

– Тут даже трехнутые покорители вершин не бродят, – говорил пилот, кивая на заснеженные уступы. – Планета Плутон, одним словом, жизнь на полном нуле…

– Почему именно «покорители»? – неожиданно вступил в разговор Градов. – С таким же успехом покорителем может стать муравей, вскарабкайся он на Эверест. Восходящие на вершину – куда ни шло. Нет же, надо обязательно что-нибудь покорять, побеждать, угнетать, вести борьбу…

Эта демагогия не без мысли несколько отвлекла пилота.

– Вообще верно, – согласился он, – склонны мы к громким словам. А ведь еще говорят: «покорители космоса». Космосу, конечно, от того ни тепло, ни холодно, но мне вот лично – смешно. Ладно бы – исследователи… – Замолчал, уставившись куда-то вдаль. – Вроде, – произнес задумчиво, – вон и гора ваша…

Ракитин, отступив назад, нагнулся к рюкзаку, осторожно вытянул из бухты коней веревки с карабином и неуловимым движением пристегнул его за привинченную к полу ножку сиденья. Градов, мельком, но пытливо взглянув на него, встал у летчика за спиной, оттеснив в сторону Власова, пристально всматривавшегося вдаль и маневры Александра не приметившего.

– А ближе к ней… можно? – спросил Ракитин пи лота с внезапной одышкой.

– Попробуем. – Тот отвел рычаг, и «вертушка» пошла на снижение.

Ракитин поднял бинокль. Сжав шероховатые кожаные окуляры непослушными пальцами, увидел в резких, ясных стеклах петушиный гребень вершины.

Непроизвольно ахнул: померещилось, будто вертолет неудержно мчится в каменный массив. Руки дрогнули: побежали, перемежаясь, гранитные бугры, белые проплеши, расселины… большой ровный уступ…