«1 января нового 1968 г., – вспоминал В.М. Кривошеев, – главный редактор «Руде право» О. Швестка ужинал в партийной гостинице «Прага» с О. Лацисом. Вошли Дубчек и Пехо, секретарь ЦК Словакии по идеологии. Они сели за стол и с мрачным видом стали есть. Уходя, Дубчек позвал меня к себе и сказал: «Давай с тобой попрощаемся, завтра я – пан или пропал». Он пояснил, что пленум продолжит работу. На мой же вопрос, что значит «пан», Дубчек ответил: «Ну, ты завтра узнаешь».

На следующее утро нового первого секретаря КПЧ А. Дубчека поздравил по телефону Брежнев и пригласил совершить официальный визит в Москву – «посоветоваться по некоторым вопросам». Дубчек попросил о небольшом одолжении – о неофициальном характере первой поездки.

Визит вскоре состоялся. На первой после своего избрания встрече с Брежневым, состоявшейся 30–31 января в Москве, А. Дубчек обещал не делать радикальных персональных перемещений. Однако ряд советских экспертов по-прежнему настороженно относился к обещаниям Дубчека.

Консультант по Чехословакии в центральном партаппарате Ф.Ф. Петренко констатировал: «Отмеченные известной остросюжетностью события январского (1968 г.) пленума ЦК КПЧ вызвали переполох в ряде структур нашего ЦК: помню, как заведующий сектором Чехословакии С.И. Колесников бегал к заведующему отделом и секретарю ЦК доказывать, что там произошел контрреволюционный поворот, представляющий угрозу и для нас».

Еще до приезда А. Дубчека в Москву, 18 января, Политбюро ЦК КПСС рассмотрело вопросы, связанные с Чехословакией. Оценивая обстановку в ЧССР, посол в Чехословакии С.В. Червоненко заявил, что «процесс идет. И этот процесс остается сложным». При этом Червоненко отметил, что, «правильно критикуя Новотного за негибкость в решении многих вопросов, обвиняя его в догматизме, кое-кто попытался расшатать основы партии, ревизовать основные позиции партии, основные направления в политике и практике партийной линии в Чехословакии».

Основным же положительным итогом пленума посол считал то, что пленум «предупредил раскол, который мог быть в партии. Это заслуга своевременного вмешательства в эти вопросы КПСС, ЦК нашей партии и, в частности, приезд т. Брежнева перед пленумом».

«Надо сказать, – продолжал посол, – что Дубчек чувствует себя сейчас неуверенно… но тов. Дубчек – безусловно, честный, преданный человек, очень преданный друг Советского Союза». Но уже через несколько дней посол должен был оправдываться за свои слова. Первый секретарь ЦК КПЧ нарушил данное им Л.И. Брежневу обещание и стал назначать партийных секретарей, заведующих отделами ЦК и министров, не согласуя кандидатуры с Москвой. Для Брежнева именно несанкционированные кадровые перемены в чехословацком руководстве явились первым тревожным сигналом отхода Дубчека от «коллективной линии социалистического содружества».

В феврале – начале марта 1968 г. относительно спокойная картина взаимоотношений Москвы и Праги была нарушена. Поводом стала фактическая отмена цензуры в чехословацкой прессе. Известный деятель «пражской весны» З. Млынарж следующим образом оценил это событие: «Началась открытая критика методов работы КПЧ, профсоюзов, органов госбезопасности и юстиции, и, как следствие, сняли с постов ряд секретарей ЦК, руководителей Центрального совета профсоюзов, министра внутренних дел и генерального прокурора».

Ситуация осложнялась углублением противоречий в самом руководстве КПЧ. Многочисленные противники Новотного теперь открыто добивались его отставки с поста президента ЧССР. Требовали ее и на массовых митингах.

Обстановка в Чехословакии вновь стала предметом обсуждения на заседании Политбюро ЦК КПСС 15 марта 1968 г. В Москве не одобряли готовившуюся отставку Новотного, как и ситуацию в стране в целом.

Политбюро посчитало целесообразным обратиться с письмом в адрес Президиума ЦК КПЧ, в котором, по предложению Б.Н. Пономарева, следовало «сказать, что у них начался разгул в печати, по радио и телевидению, сказать, что все это направлено на отрыв Чехословакии от социалистического лагеря, от СССР, сказать яснее и подробнее об этом… Сказать в письме и о том, что они находятся рядом с ФРГ». При этом особо подчеркнуть, что «положение действительно очень серьезное. Методы и формы, которыми ведется сейчас работа в Чехословакии, очень напоминают венгерские. В этом внешнем хаосе есть свой порядок. В Венгрии тоже с этого начиналось, а потом пришел первый, второй эшелон и, наконец, социал-демократы», – таково было заявление Ю.В. Андропова, имевшего за плечами горький опыт венгерских событий 1956 г..

Л.И. Брежнев заметил: «Надежды на Дубчека не оправдываются, он может вылететь, так как события, которые происходят, им мало управляются. Ведь может случиться так, что они снимут Новотного. Они сняли прокурора, начальника КГБ, на очереди Ломский (министр национальной обороны. – Авт.), а потом и за Дубчеком дело».

Во время этого заседания Брежнев позвонил в Прагу Дубчеку и, вернувшись, сообщил его участникам о только что состоявшемся разговоре. Дубчек уверял, что «ни в Праге, ни в стране не будет никаких событий, что вот плоховато в Польше, им бы нужно помочь. Мы справимся с событиями, которые у нас происходят». Брежнев проинформировал Дубчека о готовившемся письме, они договорились о встрече между Дубчеком и Кадаром, которому фактически отводилась роль посредника между ЦК КПСС и ЦК КПЧ. Была также достигнута договоренность о проведении встречи между лидерами советской и чехословацкой компартий.

На фоне всех этих событий продолжали ухудшаться отношения СССР с Румынией: реальной стала угроза ее выхода из Варшавского Договора. Министр обороны СССР маршал А.А. Гречко на заседании Политбюро 3 марта 1968 г., говоря о позиции румынской стороны, заявил: «Теперь ясно, что они – за пересмотр всего Варшавского Договора в целом. Мы создадим штаб, вполне боеспособный, и Варшавский Договор не пострадает, если уйдут румыны». Однако нельзя было полностью исключить эффекта «цепной реакции» в отношении других стран – членов ОВД. Критика, раздававшаяся в чехословацкой прессе в адрес Варшавского Договора, свидетельствовала о том, что и Чехословакия могла последовать за Румынией. А это привело бы к фактической ликвидации или по крайней мере значительному ослаблению западных границ стран ОВД.

Идеологическая ситуация осложнилась и в самом СССР. Классическое коммунистическое единомыслие постепенно размывалось. Усиливалось диссидентское движение.

«Разного рода писатели, – говорил на заседании Политбюро Л.И. Брежнев, – например, Якир, Есенин и другие, пишут письма, передергивают факты, письма идут за границу и передаются по Би-би-си». Ему вторил Н.В. Подгорный: «Надо посмотреть Союз писателей. Что это за организация, в которую вступают совершенно непонятные люди, написавшие две заметки в газету».

Андропов сообщал о готовившейся демонстрации, связанной с делом диссидента Петра Литвинова.

Несмотря на успокоительные заявления Дубчека, ситуация в Чехословакии продолжала обостряться. После массового митинга в Праге Новотный был вынужден уйти с поста президента.