Как провозгласил благополучно бежавший за границу Степняк-Кравчинский:

«Террор – ужасная вещь. Есть только одна вещь хуже террора, это безропотно сносить насилие».

Фраза, ставшая лозунгом «политиков». И они начинают осуществлять свои идеи.

В это время все ступени общественной лестницы уже были политы кровью – убит генерал-губернатор, убит шеф жандармов. …Оставался нетронутым только Олимп: дворец, самодержец.

Двенадцать лет прошло со дня выстрела Каракозова. Пора! Но «деревенщина» яростно возражает: это приведет только к новым, беспощадным репрессиям.

Пока в Петербурге спорили, в провинции уже все решили. И весной 1879 года в Петербург из провинции приезжает некто Александр Соловьев.

Александр Соловьев был сыном бедного помощника лекаря в имениях той просвещенной великой княгини Елены Павловны. Отец его прослужил всю жизнь в ее имениях. И она щедро помогала их семье. Все дети получили воспитание за счет Ее Императорского Высочества. Сам Соловьев за ее счет учился в гимназии, потом в университете на юриста. Но университет бросил. Потом «ходил в народ», стал членом партии «Земля и воля».

Ему – 33 года. И вот в возрасте Христа он «понял свое предназначение». И отправился в Петербург.

В Петербурге Соловьев разыскивает одного из главных лидеров «Земли и воли» Александра Михайлова. Человека, которого землевольцы сравнивали с Робеспьером.

Александр Михайлов – конечно же, из дворян и тоже провинциал. Он – из города Пскова, как и Александр Баранников. Они дружили с Баранниковым еще в гимназические годы.

Александр Михайлов был из тех появившихся тогда многочисленных русских мальчиков – «великих критиков», рожденных временем свободы. О них Достоевский сказал: «Если русскому школьнику дать карту звездного неба, он и ее немедленно исправит». Уже в гимназии Саша Михайлов заболел идеей переустроить этот несовершенный мир. И тотчас почувствовал себя тогда, как он сам писал, «много выше своих сверстников». И сверстники это признали. Михайлов был лидером в дружбе с красавцем и силачом Баранниковым. Много способствовал его революционному образованию. Михайлов, конечно же, принял участие в хождении в народ, но скоро разочаровался. Он вернулся в столицу сторонником беспощадного террора. Александр Михайлов становится лидером «политиков»-террористов.

Вот к нему на нелегальную квартиру и пришел Александр Соловьев.

Вспоминает Александр Михайлов:

«Зная, что я близко стою к партии «Земля и воля», он открыл мне свою душу».

Оказалось, душа приехавшего Александра Соловьева жаждала одного – убить царя.

И за этим он явился в столицу.

Соловьев объясняет Михайлову: «Смерть императора может сделать поворот в общественной жизни… То недовольство, которое теперь выражается глухим ропотом народа, вспыхнет в местностях, где оно наиболее остро чувствуется, и затем широко разольется повсеместно. Нужен лишь толчок, чтобы все поднялось».

Вот так через 12 лет он излагает Александру Михайлову те же самые идеи, которые привели Каракозова к решетке Летнего сада. Убить царя – и все тотчас случится. И он просит содействия «Земли и воли».

Целеустремленность Соловьева понравилось Робеспьеру-Михайлову. Для начала они отправляются покупать револьвер Соловьеву. «Выбрали американский с большими стволами – с такими охотятся на медведей». И оттого револьвер назывался «Медвежатник». По революционной терминологии, русский царь часто именовался «медведем». Так что соответствующий револьвер выбрали молодые люди для подобной охоты.

Но не успел Михайлов снабдить оружием одного цареубийцу, как к нему пришел… другой! В Петербург приехал из Харькова еще один провинциал – Григорий Гольденберг. Тоже член партии «Земля и воля», прославившийся удачным убийством харьковского генерал-губернатора Кропоткина.

Возбужденный своим успехом в Харькове, Гольденберг приехал в столицу за продолжением успеха – убить царя. И он тоже просит содействия петербургской «Земли и воли». Трудно отказать такому заслуженному человеку!

Михайлов сообщает о волнующей ситуации другому лидеру «политиков» Александру Квятковскому. И они решают устроить встречу между двумя приехавшими цареубийцами.

Встретились в трактире. И здесь за рюмкой водки выяснилось чрезвычайное: перед Михайловым и Квятковским сидели террористы нового, невиданного прежде типа. Оказывается, оба покушавшихся, понимая, что вряд ли можно будет спастись от многочисленной царской охраны, бежать с места убийства не собирались… Убив царя, они оба, не сговариваясь, придумали тотчас принять яд. И уйти из жизни героически, но тайно.

Это и был новый тип террористов – террорист-смертник.

Квятковский и Михайлов сидели в замешательстве.

«Мы… в то время еще не были приготовлены к самопожертвованию и чувствовали это. Сознание такого нашего положения между двумя обрекавшими себя на смерть отнимало у нас всякую нравственную возможность принять участие в выборе того или другого», – вспоминал Михайлов. Но принять участие пришлось. Еврею Гольденбергу, решившему убить русского царя, Михайлов вынужден был объяснить:

«Необходимо избегать возможности дать повод правительству обрушиться своими репрессалиями на какое-либо сословие или национальность… чтобы на голову целых миллионов не упали бы новые тяжести».

Так он объяснил Гольденбергу, что еврей, убивший царя, откроет серию жесточайших еврейских погромов по всей России. Соловьев тотчас подхватил высказанное соображение. И сказал: «Только я удовлетворяю всем условиям. Мне необходимо идти. Это мое дело, Александр II мой, и я его никому не уступлю».

И Гольденберг согласился без спора.

Приезд Соловьева оказался детонатором, взорвавшим «Землю и волю». На конспиративной квартире состоялось собрание петербургских «землевольцев». Александр Михайлов доложил о решении Соловьева.

Николай Морозов вспоминает: «Александр Михайлов, доложив на собрании о готовившемся покушении, просил представить в распоряжение Соловьева лошадь для бегства после покушения и кого-нибудь из членов общества, чтобы исполнить обязанности кучера…».

Так что Михайлов все-таки решил помочь смертнику остаться живым.

И тут началось! «Деревенщина» с криками требовала, «чтобы не только не было оказано никакого содействия приехавшему на цареубийство, но чтобы сам он был схвачен, связан и вывезен вон из Петербурга как сумасшедший!»

Им яростно возражали! Они гневно кричали в ответ, что в таком случае сами помешают Соловьеву. Один из них, некто Попов, среди общего крика и смятения прокричал: «Я сам убью губителя народнического дела, если ничего другого с ним нельзя сделать!» Они понимали, какая волна репрессий обрушится после этого убийства. И как придется сворачивать любимую работу в деревне… Лидер «деревенщины», тогдашний теоретик народничества Георгий Плеханов произнес речь: «Под влиянием ваших затей наша организация вынуждена будет покидать одну за другой наши старые области деятельности, подобно тому как Рим покидал одну за другой свои провинции под напором варваров… А единственной переменой после этого убийства будет только то, что после имени Александр появится три палочки вместо двух… Александра Второго сменит Александр Третий! И все!»