— Дело за нами! — крикнул солдат.

— Дело за нами! — почти в унисон отозвались все, кто был в баре.

— Тише, говорит дуче!

По бару разнесся своеобразный голос главы фашизма. Его трудно было не узнать, несмотря на то что многие пытались ему подражать. Кто снял шляпу, кто выбросил вперед правую руку, а одна женщина вцепилась в руку мужа, и по ее лицу побежали слезы.

— Итальянцы… германские товарищи по оружию… не остались в долгу… упорная борьба… показательная акция… немедленные репрессии…

— Да подрегулируй ты этот чертов приемник! — крикнул солдат. — Ничего не разобрать!

Бармен безуспешно покрутил колесико настройки, потом изо всех сил стукнул кулаком по корпусу, и голос Бенито Муссолини зазвучал громко и ясно, без помех.

Это были уже последние фразы речи:

— В прошлом году мы избавились от опасности засорения расы, упразднив мадамизм. Меры предосторожности, которые мы собираемся предпринять в ближайшие дни, как уже сделано в Германии, все более близкой нашему сердцу, позволят италийскому народу поддерживать целостность той чистоты, что всегда шла об руку с победами империи. Тех же, кто тысячелетиями подрывал основы нашего богатства, свободы и самой родины, мы изгоним обратно в низший мир, откуда они явились.

— Эйя! Эйя! Эйя! — крикнул солдат.

— Алала! — хором ответили посетители бара, и все снова начали пить.

— Мадамизм? Я правильно расслышал? — Цугель вопросительно посмотрел на де Мола.

— В прошлом году был издан закон, запрещающий браки между итальянцами и подданными африканских колоний, а также приобретение наложниц. Ну, хоть покупать запретили… А на самом деле мы копируем все худшее, что есть в Германии.

— Мы победим.

Де Мола посмотрел на него поверх очков. В его взгляде не было ни иронии, ни удовлетворения.

— Если бы вы были в этом так убеждены, то не находились бы сейчас здесь.

Цугель собирался возразить, но Джакомо заговорил раньше:

— До свидания, Цугель. Увидимся здесь же, в тот же час, первого декабря.

— А мне что прикажете делать все это время? — зло спросил немец.

— Скройтесь получше и берегите рукопись.

Де Мола подошел к кассе и расплатился банкнотой в пять лир, оставив сдачу продавщице на чай. Выходя из бара, он бросил последний взгляд на Цугеля, который сидел за столиком и кусал себе губы. Деньги, по счастью, проблемы не составят, но надо было найти Джованни.

Через три недели, как и было договорено, обмен произошел.

В пять часов вечера первого декабря 1938 года Цугель выключил новый приемник, на который потратил немногие оставшиеся деньги. В последние недели он часто ловил Лондон, новую передачу Би-би-си. Для будущей жизни ему была нужна другая информация. Он только что прослушал известие о провале государственного переворота в Румынии, организованного, как сообщал английский передатчик, немецкими и итальянскими секретными службами. «Л а Национе», валявшаяся на кровати, полностью проигнорировала этот эпизод. Вильгельм вытащил из-под матраса книгу, завернутую в подарочную бумагу, и положил ее в кожаный чемоданчик.

На улице было темно, начинало холодать. Он поднял воротник пальто и направился к вокзалу Санта-Мария-Новелла. В баре он заказал напиток из граната. Нелепый заказ, но так было условлено. Бармен покачал головой, и Цугель согласился на кофе. Вместе с пакетиком сахара ему вручили записку с номером и расписанием.

Поезд Болонья — Рим прибыл точно по расписанию. Цугель ускорил шаг, подходя к вагонам первого класса. Оттуда появился высокий человек в очках в золотой оправе и желтом шелковом шарфе. В руках он держал сумку из темной телячьей кожи. Оба обнялись, как все вокруг, обменялись подарками и поспешно открыли их, чтобы удостовериться, что там внутри. Было семнадцать сорок восемь. Через две минуты начальник поезда вытащил из кармана часы и подал знак отправляться. Состав тронулся. Эти двое в последний раз помахали друг другу.

Владелец гостиницы больше никогда не видел своего немецкого постояльца. Через неделю, в качестве компенсации за недовнесенную плату, он взял себе радиоприемник.

Флоренция, Рим, Испания

С ноября 1487 г. по март 1491 г.

Проект поведать миру о Великой Матери не удался, а вместе с ним и его жизнь. Зажатый в тиски соглашением между Лоренцо Медичи и Иннокентием VIII, Джованни Пико не мог выехать из Флоренции. Он чувствовал себя, как птица в огромной клетке, которая наталкивается крыльями на железные прутья, когда пытается вылететь за пределы пространства, огороженного чужой волей. Раз за разом разбиваясь, она в конце концов оставляет всякую надежду на побег и ждет, когда милосердная смерть освободит ее.

В январе 1488 года граф Мирандола присутствовал при венчании Ферруччо и Леоноры. Их брак благословил брат Джироламо Савонарола. Воспользовавшись случаем, он в проповеди выпустил несколько ядовитых стрел по поводу возведения в кардиналы Джованни Медичи, которому не исполнилось еще и тринадцати лет. Назначение было положено сохранять в тайне до достижения мальчишкой соответствующего возраста. Но Папа поделился с сыном, тот — со своей супругой Маддаленой, дочерью Великолепного, а она, в свою очередь, разболтала все подругам и наперсницам. Короче, никто не должен был подавать виду, что знает о назначении, но, где бы ни появлялся безусый кардинал, его все называли «ваше высокопреосвященство» и просили разрешения приложиться к кольцу на пальце.

В следующем месяце Франческетто назначили правителем Рима и главнокомандующим. Кардинал Борджа пытался признать назначение недействительным, но у него ничего не получилось. Он решил, что будет лучше, если сын Папы окончательно исчезнет. Но Франческетто спасся от банды головорезов, покушавшейся на его жизнь, благодаря вмешательству Пречистой Девы, которая ему особенно благоволила. Так, по крайней мере, говорили люди. В следующее воскресенье Иннокентий VIII и сам Борджа вместе произнесли благодарственный «Те Deum»[75]в базилике Святого Петра.

Спустя два года, в феврале, Иннокентий почувствовал себя плохо. На теле понтифика появились красные и фиолетовые пятна. Его мучил постоянный понос, что указывало на симптомы отравления мышьяком. Все это заметно обеспокоило Родриго Борджа, который испугался, что у него появился малосведущий неизвестный соперник при папском дворе. Мышьяк обычно используют, когда планируют длительное отравление, а для быстрого эффекта применяют другие средства.

Франческетто, как и подобает хорошему сыну, целые дни проводил у постели больного, но попытался сбежать, когда стало ясно, что наместник Христа вот-вот отдаст душу Творцу. Его задержали у ворот Рима те же гвардейцы, которыми он командовал. Солдаты ничуть не удивились, обнаружив в сопровождавшей его карете два сейфа, набитых золотом и драгоценными камнями. Это было церковное сокровище. Франческетто признал, что взял его, но пояснил при этом, что не мог поступить иначе, ибо в период, когда папский престол будет вакантен, может найтись какой-нибудь негодяй, который этим воспользуется и украдет драгоценности.