еще некоторое время питался за счет оставшейся после налогов и реквизиций подворной живностью, но и ее всю съели. Значительная часть общественного стада ушла на прокорм городов, да и кто бы позволил употребить его на нужды селян? Взять силой — это бунт, расстрел или северные болота. И начался Голодомор. Бежавших в города никто не ждал, там карточная система, тоже полуголодное существование. И трупы покрыли городские и сельские улицы, изумляя масштабами смертей тех, кто еще помнил самый тяжелый голод царской России 1891–1892 годов. Но тогда голод власть не скрывала, помогали от царской семьи, общественных деятелей, писателей до рядовых граждан. «Народная» власть предприняла все возможные меры, чтобы скрыть катастрофу от народа, помощи ни от кого не принимала и сама помогала скупо. Вымирали селами, а чтобы жуткие истории не расползлись по стране, районы бедствия окружили войсками. Последствия были жуткие — вымерло от 5 до 8 миллионов человек (Канун… С. 87). Другой источник называет более конкретную величину — 6 миллионов (Куртуа С. и др. Черная книга коммунизма. М.: Три века истории, 2001. С. 41). Один Голощекин, убийца царской семьи, председатель Казахского крайкома партии, истребитель казахской интеллигенции, довел край до голода, уморив 1,8 миллиона человек (Шамбаров В. Оккультные корни Октябрьской революции. М.: Алгоритм; Эксмо, 2006. С. 459).

Апологеты большевизма и Сталина, выгораживая его как инициатора бесчеловечной коллективизации, приводят такие причины Голодомора:

1) бычков и волов, основную тягловую силу, кулаки и середняки съели;

2) троцкисты, пробравшиеся в ряды ВКП(б) в селах, объясняли крестьянам, что из колхозов ничего не выйдет, ибо правление колхоза скот разворует и пропьет (Мухин. «Советская Россия». 18. 09.2007).

Некто Чуринов на этих опереточных постулатах Мухина делает вывод, что «по регионам, где разразился голод, можно судить, где, так сказать, хорошо поработала встроившаяся в сталинский режим группа политического риска» (то есть троцкистская оппозиция. — Б.) (указ. соч.).

По поводу съеденных бычков и волов. Да, съели, потому что труд колхозников не оплачивали, а налоги молоком, яйцами, шерстью и прочим требовали. Платите за труд — и скотина сохранится, и работник останется в живых! Но партийные верхи решили, что крестьянин и на подножном корму прожить сможет — на крапиве, траве-лебеде и пр. Сказал же Ленин, что «предстоит трудная борьба по перевоспитанию крестьянина»! Вот и заперевоспитывали до смерти…

Относительно «встроившихся троцкистов»… Голод охватил миллионы квадратных километров. И на этих бескрайних просторах пронырливые троцкисты заполонили ряды сельских ячеек ВКП(б)! Куда же смотрело ГПУ — ее вездесущее око и рука? А ГПУ тоже было насквозь поражено троцкистами, уверяют другие апологеты Иосифа. По заявлению Сталина, даже Дзержинский был матерым троцкистом («Новая газета». № 66. 2015). Они и творили массовый террор, чтобы посеять всеобщее недовольство врагом Троцкого — Сталиным. Только удивляться приходиться, как это Сталину, окруженному тьмой троцкистов из военных, следователей, прокуроров, судей и пр., и пр. — удалось целехоньким сохраниться до конца дней?! До какой только чепухи не договоришься, чтобы оправдать своего кумира и свою идеологическую чушь…

Отправив миллионы людей в гиблые места, партийные верхи скоро стали получать от высланных кулаков жалобы на условия их содержания во время транспортировки и в местах «трудового перевоспитания». В таких местах только на Урале за 1930–31 годы было размещено 101,4 тысячи ссыльных семей — 480 000 раскулаченных (Кузнецов И. Н. Засекреченные трагедии советской истории. Ростов-на-Дону: Феникс, 2008. С. 18). История сохранила нам письма их обитателей в адрес властей. Вот краткое содержание письма Калинину, «всесоюзному старосте». Сосланных кулаков из Украины, Курска и других мест отправляли в ужасные морозы в телячьих вагонах — детей и беременных женщин, в тесноте, друг на друге, тут же рожали и детей этих выбрасывали из вагонов, как собак, а по приезде разместили в церквах и холодных грязных сараях. Держат полуголодными, во вшах, холоде и голоде, тут же тысячи детей, брошенных на произвол. Каждый день умирают больше 50 человек. Сейчас в Вологде 35 000 человек в ужасных условиях. Немедленно выезжайте в Вологду (История Отечества в документах. Ч. II. С. 107–108). И такой крик несся со всей России. Едва ли он доходил до ушей Калинина, а если и доходил, то едва ли мог растрогать старого козла, увлеченного юными балеринами.

Интересные воспоминания оставил американский рабочий, приехавший в СССР помогать строить Магнитогорский металлургический комбинат.

«Кулаки в Магнитогорске — с 1931 года. Жили в палатках. К концу 1933 года 35 000 человек. Зимой 1932–33 года 10 % из них умерло от холода и голода, в том числе все дети младше 10 лет. Умершие были заменены новыми» (Скотт Дж. За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. М.; Свердловск: Изд-во Моск. ун-та; Изд-во Урал. ун-та, 1991. С. 278). Скотт также констатирует вред массовых арестов спецов, рабочих, оголявших производство; на Урале чистки в большом размахе. На его глазах бесхозяйственность гробила массу материалов — выгружали под открытым небом, все это, промоченное дождем и занесенное снегом, засыпали землей. Заказывали новое и т. д. Удивлялся Скотт подобной картине, сравнивал со своим производством, где от подобной «рачительности» хозяин давно бы вылетел в трубу, а рабочие пошли бы по миру. И не находил ответа…

Ответ же лежал на поверхности. Вся собственность в СССР — государственная, а государство, по Ленину, «это мы — коммунисты», то есть вся собственность была коллективной собственностью партии и ничьей в частности. А когда у дитяти семь нянек — оно без глазу. Нам за семьдесят лет все уши прожужжали о преимуществах планового хозяйства. Скотт с этими «преимуществами» познакомился воочию. До того запланировались, что все годы большевистской власти жили в условиях массового дефицита необходимых для нужд народа товаров, последние тридцать лет существования плановой системы ежегодно закупали на Западе зерно десятками миллионов тонн, давились в очередях за импортными шмотками — своими были забиты все склады, на столько они были непотребны. Короче, оборотной стороной плановости была бесхозяйственность, которая во многом и задушила советскую власть. Но я отвлекся. Возвращаюсь к рубежу двадцатых — тридцатых годов.

Первая пятилетка началась 1 октября 1928 года. Плановые показатели систематически изменялись в сторону завышения. Так, плановые показатели на 1931 год, третий год пятилетки, увеличивались с 22 до 45 % по промышленному производству (Канун… С. 80), хотя в 1932 году ни по одной важнейшей отрасли планы выполнены не были (указ. соч., с. 82). Ибо завышение их было научно необосновано — политика определяла, а не наука. Вот этот политический, а не научный подход лежал в основе многих как правительственных, так и личных