Я, не говоря ни слова, кивнул.

– Но не надо слишком бояться, – продолжал он. – Уверяю тебя: это не смерть. Это вечная жизнь. Главное – там ты сможешь вернуться к себе. По сравнению с тем здешний мир – всего лишь мираж. Помни об этом.

– Идем, – сказала толстушка и взяла меня за руку.

КОНЕЦ СВЕТА

Инструмент

Смотритель приглашает нас к себе. На кухне он ставит чайник, вскоре приносит его в комнату и наливает нам чаю. В холодном Лесу мы продрогли, и горячий чай оказывается кстати. Все время, пока мы пьем чай, шум ветра не утихает.

– Этот чай я собираю в Лесу, – говорит Смотритель. – Все лето сушу его в тени. А потом пью всю зиму. И укрепляет, и бодрит.

– Очень вкусно, – говорит она.

У чая приятный запах и сладковатый вкус.

– Что это за травка?

– Названия не знаю, – говорит юноша. – Растет в Лесу, пахнет приятно – вот я и придумал ее заваривать. Невысокая, зеленая, цветет в июле, когда я собираю листья и засушиваю. А звери очень любят ее цветы.

– Сюда и звери приходят?

– Да, но только до осени. Зимой их в Лесу не увидишь. Пока тепло, они приходят по трое, по четверо, и мы с ними играем. Я чем-нибудь их кормлю. Но с приходом зимы звери не приближаются к Лесу. Даже зная, что здесь их всегда угостят. Зимой я всегда один.

– Может, перекусите с нами? – предлагает она. – Мы захватили с собой бутерброды и фрукты. Нам все не съесть. А?

– Спасибо, – отвечает он. – Я уже давно не ел то, что готовят другие. А у меня есть суп из лесных грибов. Хотите?

– С удовольствием, – говорю я.

Втроем мы едим сэндвичи, грибной суп, фрукты. Запиваем чаем. За едой мы почти не разговариваем. И только гул ветра, словно прозрачная вода, нарушает тишину комнаты. Звяканье ножей и вилок утопает в этом гуле и звучит как-то нереально.

– Значит, из Леса вы совсем не выходите? – спрашиваю я у Смотрителя.

– Нет, – качает он головой. – Так уж положено. Я должен все время быть здесь и присматривать за станцией. Может, когда-нибудь меня на этой работе заменят. Когда это будет, не знаю, но если так произойдет, я смогу возвратиться в Город. А до тех пор нельзя. Я не должен делать из Лесу ни шага. Каждые три дня обязан дожидаться ветра.

Кивнув, я допиваю чай. Странный гул висит в воздухе не так много времени. Часа два или два с половиной. Но теперь кажется, будто этот странный, отсутствующий ветер пытается утащить за собой все и вся. Как, должно быть, тоскливо слышать этот гул каждый день в огромном пустом Лесу, представляю я.

– Но вы же пришли не только на экскурсию, правда? – спрашивает Смотритель. – Горожане, как я уже говорил, сюда не ходят.

– Мы ищем Инструмент, – отвечаю я. – Нам посоветовали спросить у вас, где его лучше искать.

Он несколько раз кивает и разглядывает нож и вилку в пустой тарелке.

– Да, здесь есть несколько инструментов. Совсем старые. Не знаю, в порядке ли еще. Но если да, можете их забрать. Все равно я с ними не умею обращаться. Только иногда, бывает, поставлю перед собой и любуюсь. Хотите взглянуть?

– Если можно.

Он поднимается из-за стола, и я вслед за ним.

– Прошу сюда. Они у меня в спальне.

– Я уберу со стола и приготовлю вам кофе, – говорит моя спутница.

Мы подходим к двери спальни. Он открывает дверь, включает свет и пропускает меня вперед.

– Это здесь.

На стенах спальни развешаны самые разные инструменты. В основном, струнные: мандолины, гитары, виолончели, небольшие арфы. Старые, словно скелеты доисторических животных. Струны проржавели, полопались, где-то их просто недостает. В этом Городе их даже не на что заменить. Некоторые инструменты я вижу впервые. Вот деревянная доска, похожая на стиральную, вся утыкана металлическими ноготками в один ряд. Я беру ее в руки и пробую с ней что-нибудь сделать, но почти никакого звука не выходит. Рядом висит несколько маленьких барабанов. И какие-то деревянные палочки; что из них можно извлечь – непонятно. Есть трубка, похожая на фагот, в которую надо дуть с одного конца, – такая мудреная, что мне с нею явно не справиться.

Пока я разглядываю инструменты, Смотритель присаживается на кровать. Покрывало и подушка очень свежие, постель аккуратно застелена.

– Нашли что-нибудь подходящее? – спрашивает он.

– Да как сказать... Все такое старое. Пробовать надо.

Он встает, подходит к двери, закрывает ее и возвращается. Окон в спальне нет, и потому шум ветра уже не мешает.

– Как вы думаете, зачем я все это собираю? – спрашивает Смотритель. – Никого в Городе они не нужны. Здесь никто не интересуется вещами. Конечно, самое необходимое есть у всех: кастрюли, ножи, одеяла, одежда... Выжить – и ладно. Больше им ничего не нужно. А я так не могу. Не знаю почему, но эти инструменты меня притягивают. Формой, изящной линией...

Он кладет одну руку на подушку, другую засовывает в карман.

– Поэтому, собственно, мне и нравится здесь, на станции, – продолжает он. – Все эти датчики, трансформаторы, турбина... Может, меня и направили сюда потому что во мне есть какая-то предрасположенность. А может, наоборот: пока я жил здесь один, у меня и появились такие склонности. Я здесь уже давно. Что со мной было раньше – совсем не помню. Вот и кажется иногда, что в Город я уже не вернусь. С таким настроем, как у меня, Город обратно не принимает...

Я снимаю со стены скрипку и перебираю оставшиеся две струны. Из-под пальцев вырываются сухие, короткие звуки.

– Откуда вы их берете? – спрашиваю я.

– О, из разных мест. Рассыльный приносит их мне отовсюду. Старые инструменты можно раскопать в кладовках и чуланах Жилых домов. Большую часть пустили на дрова, и теперь уж совсем немного осталось. Я прошу Рассыльного, он их разыскивает и приносит. Сам-то я не знаю, как ими пользоваться, – да и учиться, в общем, не собираюсь. Мне достаточно просто смотреть на них и любоваться. Не понимаю их смысла, но и бесполезными не считаю. Часто прихожу сюда, сажусь и смотрю... Думаете, странно?

– Инструменты – это красиво, – говорю я. – Ничего тут странного нет.

Между барабанами и виолончелью я замечаю небольшой аккордеон. Инструмент старинный, вместо клавиш – круглые кнопки. Кожаные складки совсем задубели и потрескались, но, похоже, он еще не совсем прохудился. Я закидываю лямки за плечи и растягиваю меха. Требуется гораздо больше сил, чем я думал, но если кнопки в порядке, инструментом вполне можно пользоваться. В аккордеоне вообще главное – чтобы воздух держал, а если не держит – починить достаточно просто.

– Можно, попробую? – спрашиваю я.

– Конечно-конечно, пожалуйста, – отвечает юноша. – Ведь он для того и сделан.