Харада сам со всем справился. В пелене дождя на земле рядом друг с другом сидели Тасиро и вся его компания. Кое-кто был ранен. Харада сидел напротив, наставив на них мой пистолет. Завидев меня, он спросил:

— Как она?

— Умерла, — ответил я.

Он помолчал, а затем произнес:

— Возможно, это из-за меня.

— Нет, это я убил ее.

Он вопросительно взглянул на меня.

Я молча опустился на землю.

Харада снова сказал:

— За этими ребятами нужен глаз да глаз, а я хочу взглянуть на «Подсолнухи». Или лучше вы?

Я покачал головой:

— Нет, сходи ты.

Он кивнул. Передав мне оружие, взял из кабины грузовика карманный фонарик и взобрался в кузов. Не меняя позы, я вытащил из кармана пачку «Хайлайта». Последняя сигарета, мятая. Прикрываясь от дождя ладонью, я закурил. Сигарета была безвкусной.

Через некоторое время из кузова показался Харада. Когда он спрыгнул на землю и подошел ближе, я увидел, что лицо его заметно повеселело.

— Это оригинал! Конечно, следует дождаться результатов экспертизы, но сомнений быть не может. Это оригинал, причем даже в лучшем состоянии, чем я предполагал. «Подсолнухи» Ван Гога! Теперь ваша очередь идти смотреть.

Я помотал головой:

— Я хочу спросить у тебя кое-что.

— Что?

— Они ведь были спрятаны внутри моей картины. Где именно они были закреплены: на внутренней картине с изображением комнаты или на обратной стороне жестяной двери?

Он улыбнулся:

— На двери. Ваша жена явно сделала все, чтобы не повредить ваше произведение. «Подсолнухи» были закреплены клеем на жестяной двери за четыре уголка края канвы.

Вот как? Я передернул затвор. Направил дуло пистолета в бок грузовика. Харада пытался что-то сказать, но я уже нажал на спусковой крючок. Снова передернул затвор и снова выстрелил. И еще два раза. Пули пробили в бензобаке четыре аккуратные дырочки. Из них побежал и потек в нашу сторону бензин. Радужной змейкой он расползался по темной земле под нещадно хлещущим ливнем.

— О боже, — пробормотал Харада.

Тасиро и все остальные затаили дыхание.

В этот момент я бросил окурок. Игра? Может, да, а может, и нет. Трудно сказать. Куда он упадет? В лужу? Или в бензин? Погасит вода окурок? Или нет? Трудно сказать. Дождь не загасил огонек моей сигареты. Очертив дугу, окурок упал на переливающуюся радугой землю. Мгновенно занялось пламя и тут же перекинулось на бензобак.

Последовал взрыв. Темнота окрасилась алым. Отлетевший кусок металла оцарапал мне щеку.

Харада попытался подняться, но тут же рухнул как подкошенный.

— О боже, — повторил он, и в этот момент весь грузовик охватило пламя.

Раздался грохот. Тент загорелся. Темноту нарушало только фантастическое алое пламя. В его отблесках я видел ошеломленное лицо Харады.

— Вы… вы… но почему…

— Просто огонь перекинулся, — проворчал я. — Кстати, погиб человек. Два человека погибли из-за этих «Подсолнухов».

В ответ он глубоко вздохнул:

— Не то время года, чтобы огонь перекинулся.

— Так и для подсолнухов не то время года. Они еще не цветут. Только бутоны наливаются. Вот будет бон,[66]тогда и зацветут.

— Но когда огонь перекидывается, он обычно не так ярко горит.

— Может быть… — Проворчав это, я еще долго смотрел на догорающий грузовик.

Огонь и вправду был ярким. Казалось, он опаляет сами небеса. Он горел торжественно, с помпой. Горел с громкими всполохами. С ночного неба мощными струями хлестал дождь. С земли, словно вылизывая темное небо, вздымалось пламя. Огонь отодвигал холодный мрак, создавая иллюзию жаркого летнего полдня. Пламя было пышным и каким-то выпуклым. Такое бывает по праздникам. Так ведь это же праздничный огонь! Праздничный огонь в честь одного человека.

Это горят подсолнухи.

Наконец Харада сухо произнес:

— Что вы собираетесь делать дальше?

— Ждать, — ответил я, — терпеливо ждать. Спокойная пустая жизнь обязательно придет.

Вдали завыла сирена.