Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это папа.
— Вот сумасшедший. Уже почти двенадцать часов.
— Я просто хотел тебя поздравить…
— Ты занимался этим целый день.
— …но выжидал, когда день подойдет к концу.
— Почему?
— Ты разве не получила моего подарка?
— Конечно, получила! Большое спасибо.
— Тогда не мучай меня, скажи, что ты о нем думаешь.
— Безумно интересно. Я сегодня почти не ела.
— Нельзя ходить голодной.
— Но это же так увлекательно!
— Докуда ты дочитала? Пожалуйста, Хильда, ответь мне.
— Они вошли в Майорстуа, потому что ты начал дразнить их морским змеем…
— Эпоха Просвещения.
— И Олимпия де Гуж.
— Значит, я не сильно ошибся.
— В чем ошибся?
— По-моему, там осталось одно-единственное поздравление. Зато очень весомое.
— Я еще немножко почитаю перед сном.
— Ты хоть что-нибудь понимаешь?
— Я с сегодняшнего утра узнала больше… больше чем за всю школу. Трудно поверить, что прошел всего один день с тех пор, как София вернулась домой после занятий и нашла первый конверт.
— Какой малостью можно угодить человеку.
— Но мне ее жалко.
— Кого, маму?
— Да нет, Софию.
— Почему?…
— Она совсем сбита с толку.
— Но она же… я же ее…
— Ты хочешь сказать, что ты ее просто-напросто выдумал?
— Что-то в этом роде.
— А мне кажется, София и Альберто существуют на самом деле!
— Мы поговорим об этом, когда я вернусь.
— Ладно.
— А теперь — желаю тебе хорошего дня.
— Как-как?
— То есть покойной ночи.
— Покойной ночи.
Когда полчаса спустя Хильда легла в постель, на улице было еще так светло, что она видела сад и залив. В это время года темнота вообще не наступала.
Хильда поиграла с мыслью о том, что она живет в картине, висящей на стене в лесной избушке. Интересно, можно ли выглянуть из картины и посмотреть, что делается вокруг?
Прежде чем заснуть, она прочитала в папке еще несколько страниц.
София положила письмо от Хильдиного отца обратно на каминную полку.
— Я ничего не имею против ООН, — сказал Альберто, — но мне не нравится, что он вмешивается в мои рассказы.
— По-моему, тебе не стоит принимать это близко к сердцу.
— Во всяком случае, я собираюсь впредь игнорировать морских змеев и прочие из ряда вон выходящие явления. Давай сядем вот тут, у окна, и я расскажу тебе про Канта.
София заметила на столике между двумя креслами пару очков. Она также обратила внимание, что оба стекла у них были красного цвета. Может, это особо сильные очки против солнца?
— Уже почти два часа, — сказала она. — Я должна попасть домой до пяти. Мама наверняка что-нибудь придумает насчет дня рождения.
— Значит, у нас есть три часа.
— Приступай.
— Иммануил Кант родился в 1724 году в городе Кенигсберге (Восточная Пруссия) и был сыном седельного мастера. В Кенигсберге он и прожил почти всю свою жизнь, до самой смерти, последовавшей в возрасте восьмидесяти лет. Он происходил из крайне религиозной семьи. Вера Канта имела немаловажное значение для его философской системы: как и Беркли, он стремился спасти основы христианской веры.
— О Беркли я уже наслышана, даже слишком.
— Кант был также первым из рассматриваемых нами мыслителей, кто получил в университете должность профессора философии. Он был, так сказать, философом-предметником.
— Предметником?
— Дело в том, что слово «философ» сегодня употребляется в двух несколько отличных смыслах. Прежде всего под философом подразумевается мыслитель, пытающийо найти собственные ответы на философские вопросы. Не философ — это и специалист по истории философии, вовсе не обязательно разрабатывающий свою теорию, а, скажем преподающий философию как учебную дисциплину.
— И Кант был таким специалистом?
— Он сочетал в себе обоих философов. Если бы он был только хорошим профессором, то есть знатоком учений, разработанных другими философами, он бы не оставил по себе памяти в истории философии. Но не мешает подчеркнуть, что Кант был отлично знаком с предшествовавшей философской традицией, в частности, с рационалистами Декартом и Спинозой, а также с эмпириками Локком, Беркли и Юмом.
— Я просила тебя не упоминать Беркли.
— Как мы выяснили, по мысли рационалистов, основа всего человеческого познания заключается в разуме. С другой стороны, нам известно и то, что, согласно эмпирикам, все знания о мире идут от чувственных впечатлений. Юм к тому же указывал на существование очевидных пределов для выводов, которые мы можем делать на основании чувственного опыта.
— С кем из них был согласен Кант?
— Он считал, что обе стороны отчасти правы и отчасти ошибаются. Мыслителей занимал вопрос о познаваемости мира. Эта философская проблема объединяла всех, кто шел после Декарта. Указывалось на две возможности: мир либо в точности таков, каким мы его ощущаем, либо таков, каким он представляется нашему разуму.
— А что утверждал Кант?
— Кант утверждал, что в нашем восприятии мира важную роль играет и ощущение, и разум. Но, по его мнению, рационалисты переоценивали разум, а эмпирики заходили слишком далеко в акцентировании чувственного опыта.
— Если ты не собираешься привести хотя бы один убедительный пример, все это останется словесами.
— Отправная точка у Канта такая же, как у Юма и эмпириков: все наши знания о мире идут от чувственного опыта. Но — и тут он протягивает руку рационалистам — в нашем разуме также заложены важные предпосылки того, как мы воспринимаем окружающий мир. Иначе говоря, в человеческом сознании существуют некие условия, определяющие наше восприятие.
— Разве это пример?
— Давай я лучше дам тебе задание. Пожалуйста, принеси с того столика очки. Вот так. А теперь надень их!
София надела очки на нос. Все вокруг мгновенно стало красным. Светлые цвета оттенялись розовым, темные сделались темно-красными.
— Что ты видишь?
— Я вижу в точности то же, что и раньше, только в красных тонах.
— Это потому, что очки ставят предел твоему восприятию действительности. Другими словами, все, что ты видишь, идет из окружающего мира, однако то, как ты видишь, зависит, в частности, от очков. Ты не можешь утверждать, что мир красный, хотя и воспринимаешь его таким.