Когда начало смеркаться, вдали замелькали огоньки, и вскоре показалась острая крыша дорожной вежи с неизменным постоялым двором.

Хаста догнал сестру Ширама и заговорил, не обращая внимания на ее хмурый взгляд.

— Давай-ка я пройду вперед, — предложил он. — Если внутри все спокойно, выйду во двор и начну петь гимн Исвархе Закатному. Пусть одна из твоих девочек притаится у ограды. Я все сказал. Теперь можешь засовывать кляп.

Накхини оглядела его, словно прикидывая, как это лучше проделать, и бросила:

— А если там засада?

— Тебе лучше знать, как действовать.

На лице Марги едва ли не впервые с момента их знакомства появилось подобие улыбки.

— Чему-то мой брат тебя все же научил.

Хозяин постоялого двора, радостно улыбаясь, вышел навстречу новому гостю. Увидев перед собой жреца, он несколько утратил радушие. Жрецы зачастую не торопились платить за ужин, заменяя блестящие кругляши благословениями. Но, осветив факелом лицо гостя и узнав его, хозяин вновь заулыбался:

— Достопочтенный Хаста! Давно ты не проходил этой дорогой! Откуда в столь позднее время?

— Из дальних пределов Аратты, — уклончиво ответил тот.

— А нынче вновь в столицу?

Ученик Тулума кивнул.

— Там сейчас столько всего происходит! Мы как узнали, что саарсан объявил себя царем Накхарана и захватил Двару, решили: ну началось — сейчас накхи пойдут всех резать! А на поверку по иному выходит. Купцы как ездили, так и ездят. Ширам сидит в Дваре и называет себя блюстителем престола царевича Аюра. На днях жрец из тамошнего храма Солнца приезжал, собрал люд и зачитывал всем послание — дескать, податей в столицу не платить, в войско не идти, указов не слушать… А в столице — ясноликий Киран, и тоже блюститель престола царевича Аюра, и что ни день наказы шлет. Голова кругом!

— А чего ж царевич сам не на престоле? — простодушно спросил Хаста. — Не захворал ли?

— Говорят, его в Ратхане видели. Мне один из постояльцев рассказывал.

— Ишь ты! Что же он делал в этакой глухомани? — удивился жрец. — Я вроде как слышал, он у накхов?

— Да и я это слышал, — подтвердил хозяин постоялого двора. — Но тот человек — почтенный торговец, без правды болтать не будет. При всех постояльцах Исвархой клялся, что собственными глазами видел царевича. И жрецы при нем из этих северных, луковых. А он прежде в столице царевича видал, стало быть, обознаться не мог…

Хозяин постоялого двора осекся и засуетился:

— Да ты проходи в дом, достопочтенный Хаста, что ж на пороге-то стоять?

— Непременно войду. — Жрец наклонил голову. — Однако лик Исвархи вот-вот скроется. Следует пропеть прощальный гимн нашему доброму светилу.

Войдя внутрь, Хаста с удовлетворением отметил, что гостей всего ничего: трое купцов, сидевших возле очага за столом, уставленным множеством полупустых мисок и кувшинов. Торговцы ужинали, пили вино и неспешно беседовали между собой. Подальше от огня, в полутьме, за длинными столами сидели слуги купцов и гости попроще.

Когда хозяин постоялого двора подвел к господскому столу Хасту, торговцы удивленно переглянулись и недовольно уставились на него, будто ожидая, что странствующий жрец примется сейчас выпрашивать пожертвования. Хаста с достоинством приветствовал их и сел напротив. Вскоре хозяин принес ему кувшин пива и теплые пироги. Раздраженный непрошеным соседством купец открыл было рот — но тут дверь распахнулась и на пороге живым воплощением дурной вести появилась Марга.

Она обвела цепким взглядом присутствующих и направилась прямо к господскому столу. Четыре ее юные подруги следовали за ней, стараясь повторять за наставницей каждое движение.

— Убирайтесь! — подойдя к купцам, властно бросила накхини.

Купец, собиравшийся высказаться насчет Хасты, вскочил и стукнул ладонью по столу:

— С каких это пор накхи распоряжаются в Аратте?

Хаста заметил, что в дальнем конце комнаты из-за стола неторопливо поднялись два крепких парня с длинными ножами на поясах. «Ну, сейчас начнется!» — с досадой подумал он. Но в этот миг другой торговец, постарше и, видать, поопытнее, положил руку на плечо своему приятелю, заставляя того сесть на место:

— Мы уже уходим! Уходим уже!

На лице Марги отразилось разочарование.

«И вот что с этим делать?» — размышлял Хаста, понимая, что больше всего его спутница сейчас желает хорошей схватки, о которой потом будет не стыдно вспомнить, которую потом восславят в воинских песнях. Однако здесь не с кем было сражаться. Ни купцы, ни слуги не горели желанием хвататься за оружие, а хозяин постоялого двора лишь заученно улыбался. Так что первый день набега для Марги и ее воспитанниц явно не задался.

— Не стоило… — начал Хаста, когда купцы удалились.

— Пьешь свое пиво, вот и пей! — огрызнулась сестра Ширама, едва удостоив жреца взглядом.

«Исварха Всесветлый, дай мне слова, чтобы вразумить эту женщину! — отодвинувшись, взмолился Хаста. — Даже если мы каким-то чудом живыми доберемся до Аюра, накхини скрутят его, как пойманную косулю, и притащат к Шираму на шесте… Вот же незадача!»

Накхини в гнетущем молчании поедали содержимое принесенных хозяином плошек. Они заканчивали трапезу, когда дверь постоялого двора распахнулась и внутрь ворвалась семерка стражников. Предводитель был из худородных арьев, все остальные — местные жители.

— Эге, да тут и впрямь накхи! — оглядываясь, протянул предводитель. — А ну-ка, сложите оружие!

Хаста увидел, как на лицах накхини расцвели радостные улыбки. Марга подалась вперед навстречу немолодому и потрепанному жизнью арию так, будто он был ее возлюбленным. Тот и сам, вероятно не особо веря в силу своих слов, хмурился и надувался, стараясь выглядеть угрожающе.

— Именем государя, я приказываю…

Накхини уже стояла напротив него:

— Я, Марга, дочь Гауранга, именем государя, приказываю вам сдаться!

«Ну, теперь точно началось», — подумал Хаста, вскочил из-за стола и попытался вклиниться между «представителями государя».

— Постойте! Не нужно…

Острый локоть Марги ударил его под ребра так, что Хаста сложился пополам. Еще мгновение — и сестра Ширама двумя пальцами, как бичом, хлестнула по глазам стоявшего перед ней ария. Тот завопил, пряча лицо в ладонях, и пропустил удар ногой. Вопль превратился в хрип, тело рухнуло, едва не придавив Хасту. Тот мигом откатился под стол, — пожалуй, это было лучшее, что он мог сейчас предпринять.

Такое положение не позволяло полюбоваться творившимся на постоялом дворе бесчинством. Но даже оттуда было заметно, насколько все плохо. Одно Хаста заметил — мягкие узкие башмачки девушек перемещались куда более точно и красиво, чем стоптанные сапоги их противников. Пожалуй, это могло напоминать танец, когда б не выкрики и звон оружия.