счастливо,

как на треножник сложенный телок…

Расти, костер. Гори, дуга залива.

Сияй впотьмах, безумный мотылек.

Из книги «Перелетая снежную границу» (Париж, 1979), тетрадь «Не спи на закате» (1974)

Тень мой, стин мой, тихий стон

струн, натянутых на стены,

камерная музыка

и казарменная брань.

Я и до сих там брожу,

брежу, грежу и тужу,

в ту же сдвоенную решку

зачарованно гляжу.

Все свое ношу с собой:

этажи в пружинных сетках,

вечное отчаянье,

ежедневное житье.

Только тень в стране теней

все яснее и плотней,

и сгущается над нею

прежний иней новых дней.

Из той же книги, тетрадь «Долгое прощание» (1975)

Агнешке Холланд

Это позже, льдисто-неистов,

Блок напишет: «Эх, эх, без креста!»

А пока – детский жар у бомбистов,

небо чисто, и совесть чиста.

А пока из горячки девичьей

еще пышет скончавшийся век,

даже желтый дом – идилличней,

чем Казанский не Ноев ковчег.

Ах, бомбисты, идеалисты,

террористы, боевики,

кабы знать вам, какую карту

(с ностальгией по Первому марту)

вы сдаете миру с руки…

Ночь мутна и рассветы мглисты

над простором полярной реки.

Из книги «Переменная облачность» (Париж, 1986), раздел «Двадцать пять стихотворений» (сентябрь 1982 – 1 января 1983)

Всё на свете – вдруг,

мимо цели, в цель ли,

в яблочко ли, в круг,

друг мой Боттичелли.

Крепче кистью вдарь

одеревенелой,

отплеснется дань

пенною Венерой.

Всё на свете – блиц,

и шалеют блицы

над толпой без лиц

во дворце Уффици.

Сознавая риск

спин изображенья,

щелкает турист

до изнеможенья.

Всё на свете – свет,

верно, друг мой Сандро?

В свете – дар и цвет,

только тьма бездарна,

как толкучка в зале,

и бесцветна тьма,

как моя, в Казани,

темная тюрьма.

Из той же книги, раздел «Двадцать четыре стихотворения» (январь – май 1983)

Эти мазки,

этот передник в брызгах

– словно глазки

в тяжких дверях бутырских.

При свете дня

в мире холодном сем

видишь меня?

– камера два-два-семь[28].

Из книги «13 восьмистиший и еще 67 стихотворений» (М., 2000); цикл «Падение Икара», 4

За эти годы скончались трое из числа демонстрантов. Памяти двоих – тех, что были моими близкими друзьями, – я посвятила стихи.

Эпитафия

(На смерть Вадима Делоне)

Ближе брата, первым из семерых,

самый младший – туда, где возврата нету.

Сладкой жизни слаще ли был семерик,

чем кайло и лопата по мерзлому снегу?

Так – уснуть и проснуться подальше земли,

за запреткою, за КПП и брусчаткой…

За колючими звездами нас отмоли,

удели нам скорыя помощи братской.

Из книги «Где и когда»

Чита – Братск – Чуна

(Памяти Ларисы Богораз)

Я ли нешто в эту непогоду,

не видав извилины Байкала,

добралась впотьмах, по гололеду

от аэропорта до вокзала?

Был октябрь. Зима лежала плотно.

Руки-ноги в ДОКе[29] леденели.

Индевело желдорполотно

от начала до конца недели.

Шпалы осеняла благодать

хмурого таежного рассвета,

и под ними было не видать,

как ведут скелеты до Тайшета.

Из книги «Чайная роза» (2002–2005, М., 2006)

И в заключение вернусь к мотивам, к тому, что нами руководило, когда мы смогли и посмели выйти на площадь.

Когда на площадь гонит стыд,

а не желанье славы,

в глазах миражем не стоит

величие державы,

и не томит, как сталактит

московского разлива,

разбушевавшийся синклит

родного коллектива.

Из той же книги, цикл «Площадь Несогласия. Восьмистишия восьмые», 9

Дополнения. После «Полдня»: суд, тюрьма, больница

«Полдень» появился в самиздате в августе 1969 года, а 24 декабря Наталья Горбаневская была арестована у себя дома. После ареста она провела несколько месяцев в Бутырской тюрьме, в апреле 1970 года в Институте судебной психиатрии имени В. П. Сербского ей поставили диагноз «вялотекущая шизофрения». 7 июля 1970 года суд приговорил ее к принудительному лечению в психиатрической больнице специализированного типа. В январе 1971 года Наталью Горбаневскую перевели в Казанскую спецпсихбольницу, в октябре 1971-го, снова через Бутырскую тюрьму, – в Институт Сербского. В феврале 1972 года она вышла на свободу. В декабре 1975-го эмигрировала во Францию.

Первое дополнение к книге – отчет о судебном процессе 1970 года, подготовленный, скорее всего, на основе записей адвоката Горбаневской Софьи Каллистратовой и опубликованный в самиздате (Хроника текущих событий. 1970. 31 августа. № 15) и за границей (Казнимые сумасшествием. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1970). В настоящем издании воспроизводится по машинописи, хранящейся в архиве «Международного Мемориала» (Ф. 155). Эта версия незначительно отличается от текста, известного нам по двум предыдущим публикациям; разночтения носят стилистический характер и несущественны по объему; кроме того машинопись снабжена примечаниями Валерия Чалидзе, присутствовавшего на суде. Настоящая публикация подготовлена и прокомментирована Алексеем Макаровым.

Второе дополнение составили избранные письма Натальи Горбаневской к матери Евгении Семеновне, написанные во время заключения в Бутырской тюрьме и Казанской спецпсихбольнице. Публикация подготовлена и прокомментирована Алесей Кананчук, сотрудницей архива Исследовательского центра Восточной Европы при Бременском университете, в котором хранится архив Горбаневской, включая большой корпус ее писем к матери (FSO 01-024/K-941).

Суд над Горбаневской

Заседание судейской коллегии по уголовным делам Мосгорсуда 7 июля 1970 года по делу ГОРБАНЕВСКОЙ Н.Е.

Председатель Богданов В. В.

Народные заседатели Андреев, Заславская