дворе дворца вдоль железной решетки, выходившей на улицу… Я бросился за ним вдогонку и выстрелил».

Три раза Пуришкевич промахнулся, и лишь четвертая пуля попала Распутину в голову. Потом обезумевшие заговорщики пинали и избивали бездыханное тело. С главным же организатором от избытка эмоций тут же, около убитого, сделался обморок, и сообщникам пришлось тащить Феликса во дворец и там приводить в чувство.

Как писал прокурор С. В. Завадский, ведший дело об убийстве Распутина, проведенное вскрытие тела показало, что «Распутину были нанесены три смертельные раны: в почки, в печень и в мозг. По мнению вскрывавших, после первой раны Распутин не мог жить более 20 минут, а все три были прижизненные, следовательно, третья должна была последовать за первою в промежуток времени самое большее около четверти часа». По данным медицинского освидетельствования, кроме пулевых ран в спину и голову у Распутина была «огромная рваная рана в левом боку, сделанная ножом или шпорой». Никакого яда в организме Распутина обнаружено не было — Маклаков сказал правду.

Заговорщики придавали большое значение тщательному сокрытию следов преступления. Труп ненавистного Распутина на автомобиле Дмитрия Павловича отвезли подальше от юсуповского дворца и бросили под лед.

Участники с самого начала условились категорически отрицать все возможные обвинения, хотя, казалось бы, они делали «великое дело», совершали, по их представлениям, чуть не «подвиг самопожертвования». Вели же себя как заурядные убийцы.

На следующий день князь Юсупов отправил царице письмо, где отрицал свою причастность к убийству и в заключение восклицал: «Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся. Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству Феликс».

Однако ухищрения были напрасны. Уже 17 декабря царица писала мужу: «Мы сидим, все вместе — ты можешь представить наши чувства — наш Друг исчез. Вчера А. (Вырубова. — А. Б.) видела его, и он ей сказал, что Феликс просит его приехать к нему ночью; что за Ним заедет автомобиль, чтоб Он мог повидать Ирину… Я не могу и не хочу верить, что Его убили. Да сжалится над ним Бог!»

Сенсационная новость о смерти ненавистного Гришки очень быстро распространилась по стране. Многие ликовали. Председатель Думы М. В. Родзянко, находившийся в курсе всего этого «важного дела», встретив Юсупова, обнял, прослезился и не смог удержаться от публичного выражения восторга. Князь признавался, что такое «отеческое отношение успокоило и окрылило меня».

Газеты заполонила информация о Распутине. Претендовавшая на респектабельность газета «Русское слово» посылала вослед убитому гневные проклятия в виде очередной порции клеветы: «Представьте себе покровителя, которому со второй встречи можно говорить «ты», к которому не нужны длинные подходы, не нужны сложные интриги и который может «сварганить» дело за небольшое денежное вознаграждение или за «женское продовольствие». Согласитесь, что в мире пройдох, интриганов и политических жуликов это был не человек, а клад».

Ликовали и некоторые члены императорской фамилии. Еще не зная подробностей и того, что в убийстве замешан брат Дмитрий, великая княгиня Мария Павловна (младшая) 19 декабря писала своей мачехе, княгине О. В. Палей: «Со вчерашнего утра весь Псков (она работала здесь в госпитале. — А. Б.) чрезвычайно взволнован известием об убийстве Р., но подробностей мы никаких не знаем, и даже штаб не имеет никаких подробных сведений. Страшно интересно узнать, кто это сделал и как все произошло: напиши мне хоть два слова. Письмо, чтобы не посылать по почте, можно отослать с тем же санитаром, которого я посылаю сейчас в Петроград. Сколько народу по всей России перекрестились, узнав, что больше нет этого злого гения… Политические настроения тех людей, которых мне приходилось видеть, самые ужасные. Все стали ярыми революционерами, и с ними часто прямо страшно говорить». Уж если близкие к трону лица поносили царя и царицу, то какие можно было претензии предъявлять другим людям?

Поклонники старца, в том числе и царица, считали его провидцем: они были уверены, что он видит людей насквозь. Убийство нанесло серьезный удар по этим представлениям. Искренне оплакивали его лишь несколько человек, включая Александру Федоровну и Вырубову. После получения подтверждения о смерти Распутина царь, понимая, в каком тяжелом состоянии находится императрица, прервал военные совещания в Ставке и выехал в Царское Село.

С дороги 18 декабря послал супруге телеграмму: «Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 часов. Сильный мороз. Заседание закончилось в 4 часа. Благословляю и целую. Ники».

По настоянию императрицы было принято решение хоронить Распутина в Царском Селе, хотя некоторые придворные считали, что это недопустимо, что не следует провоцировать общественный скандал и лучше отправить гроб на его родину, в село Покровское. После извлечения из воды тело Григория было переправлено в Чесменскую богадельню, находившуюся за Петроградом, по царскосельской дороге.

Погребение решено было осуществить в пустынном месте Царского Села, на территории строящегося Вырубовой Серафимовского лазарета, под алтарем будущего храма. Тайная церемония состоялась 21 декабря. В дневнике Николая II записано: «В 9 час. поехали всею семьею мимо здания фотографии и направо к полю, где присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17-е дек. извергами в доме Ф. Юсупова, стоял уже опущенный в могилу. Отец Ал. Васильев отслужил литию, после чего мы вернулись домой. Погода была серая при 12 мороза».

Подробно о процедуре похорон рассказал полковник Д. Н. Ломан, которому удалось неофициально стать ее свидетелем: «На погребении Распутина я не был, но издали видел, что на нем присутствовала вся царская семья, Мальцев, Лаптинская и фельдшерица из лазарета Вырубовой, фамилии я ее не знаю. Погребение собственно совершено было в Чесменской богадельне епископом Исидором (настоятель Тюменского Свято-Троицкого монастыря. — А. Б.), я же говорю о предании земле, что совершилось духовником (царской семьи. — А. Б.) отцом Александром Васильевым и иеромонахом из Вырубовского лазарета. Певчих не было, пел причетник из Федоровского собора Ищенко. Накануне отец Васильев сообщил мне, что ему отдано распоряжение совершить предание земле Распутина, для чего он приедет из Петрограда ночевать в Царское Село, а утром заедет в собор за причетником и ризами и чтоб я сделал соответствующие распоряжения (Ломан состоял старостой Государева Федоровского собора. — А. Б.). На другой день о. Васильев заехал в собор, где поджидал его я, и мы вместе поехали к Серафимовскому убежищу, на то место, где предполагалось воздвигнуть храм. Не доезжая до самого места, о. Васильев ушел к месту предания земле (гроб стоял уже в яме), а я остался в стороне, так