— Слишком поздно/слишком поздно.

— Да.

— Слишком поздно/слишком поздно.

— Да. Слишком поздно. — Этому мы его ещё не учили.

— Слишком поздно/слишком поздно.

Взвинченная, неестественно возбуждённая, как от наркотиков, я постоянно ощущала неприятное напряжение всех органов чувств, словно всё, что я видела и слышала, оставляло на них осадок, не проходивший, стоило мне отвернуться. Моя маска эоли напомнила мне о том, что она живая — редкий случай, — заёрзав по моему лицу от запаха мертвечины. Повсюду лежали выпотрошенные мужчины и женщины. Ариекаи со спинными крыльями и без лежали вповалку. Вывалившиеся внутренности тех и других смешались в гниении. Повсюду горели трупы и мусор.

Следы крушений. Обугленные борозды с кратерами на местах падения летунов перепахали поле сражения. Обернув руки тряпками, Брен пальцами просеивал обломки. Подражая ему, я стала делать то же самое. Это оказалось куда проще, чем я думала.

Всё случилось двумя днями раньше. То, что я видела тогда, не вызывало во мне никакого отклика, я была внимательна и хладнокровна. Я не вглядывалась в лица десятков послоградских мертвецов. Знала, что иначе наверняка увижу кого-нибудь из знакомых. Перебирая останки между столбами дыма, я старалась выведать историю того боя. Погибших послоградцев и горожан было куда больше, чем абсурдов. Бойцы полегли в разгар сражения, и теперь разлагались, неподвижно переплетя руки, крылья, скрестив оружие. Мы вглядывались в диораму из трупов, надеясь прочесть по ней историю её создания.

— У них есть корвиды, — сказала я. Безъязыкая стратегия абсурдов включала способность командовать биомеханизмами. — Господи, — сказала я. — Господи, это же армия, настоящая армия.

Как ни странно, но среди трупов встречались живые. Смертельно раненные ариекаи крутили в воздухе ногами и вытягивали глаза. Один кричал нам на Языке, что он ранен. Испанская Танцовщица тронул его за грудное крыло. Обречённые абсурды умирали сосредоточенно и никого не замечали. На спинах иных из них я заметила свежие раны от вырванных крыльев: армия абсурдов рекрутировала в свои ряды даже умирающих.

Под трупом одного ариекая мы нашли женщину, она была едва жива, её разбитая маска-эоли со свистом выпускала кислород. Пока мы с Бреном старались успокоить её и спрашивали: «Что здесь случилось?» она смотрела на нас. Она ничего нам не сказала, то ли от нехватки кислорода, то ли от шока. Наконец мы положили её на спину и дали ей воды. Взять её с собой мы не могли: её эоли умирала. Мы нашли ещё двоих живых: одного мы не сумели привести в чувство; другой не думал ни о чём, кроме надвигавшейся смерти. От него мы узнали лишь одно: абсурды пришли.

Брен показал на их рваные униформы.

— Это профессионалы. — Потом ткнул в какие-то параллельные борозды, которые вели с поля сражения прочь. — Это не… Здесь прошёл авангард, а это была их стража, они окружали тех, кто двигался впереди всех.

— Переговорщики, — сказала я. Он медленно кивнул.

— Да, конечно. Переговорщики. Они надеялись на эти дурацкие переговоры. И всё же попробовали их начать. О Господи. — Он оглядел останки, разбросанные вокруг. — Безъязыкие даже не сбавили шаг.

— А теперь они преследуют остальных. — Основную массу террано-ариекайской армии.

Нам надо было удвоить скорость. Мы взяли брошенный экипаж, очистили его от грязи войны. И понеслись по широченной борозде, оставленной тысячами копыт. В тесноте меня прижали к ариекаям. Испанец и Креститель сидели по обе стороны абсурда. Крыльями они рисовали в воздухе какие-то знаки, и пленник, если его ещё можно так назвать, повторял их движения.

Мы не скоро увидели первую линию фигур. Брен напрягся. Я знала, что наш план очень слаб, но выбора у нас не было.

— Всё в порядке, — сказала я. — Это терранцы.

Это была большая группа грязных, опустившихся людей, одетых, как грешники во время покаяния, целый бродячий город. С ними были дети. Они смотрели на нас через прорези в масках. Серьёзные, как монахи. При виде нас некоторые попятились, перешёптываясь. Их временные лидеры, наоборот, подошли ближе, и с ними солдаты в обгорелой форме, беглецы с недавнего побоища.

Ариекаи стояли за нами. Они загораживали бескрылого, чтобы никто не заметил его увечья. Люди сказали нам, что бегут от абсурдов, разграбивших их усадьбы и фермы по производству живых машин. Все они были беженцами и повстречали друг друга в пути. К ним пристали дезертиры и уцелевшие в бою солдаты разбитых отрядов. Оказавшись в тылу у нападавших, они пошли за ними к городу, как косяк рыб прячется от опасности, плывя следом за хищником. У них не было плана, только смутное ощущение того, что такая тактика позволит им остаться в живых ещё несколько дней. Плетясь по следам победителей, они безысходностью своего занятия подчёркивали своё поражение.

Один милиционер сказал нам:

— Мы были с ариекаями. В авангарде. Выбрали, наверное, самых речистых. И отправили поговорить. Мы шли с переговорщиками, чтобы защитить их, дать им шанс подойти к… — Солдаты получили приказ сделать всё возможное, чтобы позволить ариекайским переговорщикам вступить с абсурдами в контакт. — Они пытались поговорить с ними.

— Как? — спросила я.

— Никак. — Мне показалось, он сказал «вот так», я не сразу поняла.

— Не было никакого «как», — сказал он. — Мы тоже дивились. Мы видели, что абсурды всё ближе; у них были летуны, оружие, машины, их были тысячи. Мы не знали, что было у ариекаев на уме. Что они состряпали. А оказалось, Господи… Они готовились, слушая чип с голосом ЭзКела. В нашем подразделении пара людей понимают Язык… — Он запнулся на этой нечаянной оговорке. — … Они рассказали мне, что говорили ЭзКел в записи. «Вы должны заставить их понять». Одно и то же. Каждый раз по-новому. «Вы должны говорить с ними так, чтобы они вас поняли». — Милиционер покачал головой. — От этого они забалдели. Когда абсурды пришли, они стали кричать им в громкоговорители.

— Они же глухие, — сказала я. Он пожал плечами. Ветер ерошил его засаленные волосы под помятым шлемом.

— Мы послали кое-кого из них… навстречу врагу… поближе. Они, наверное, думали… Короче, абсурды их просто растоптали. И ринулись на нас. — Никакого плана не было. Я посмотрела на Брена. Не было никакой тайной стратегии: одно лишь знание того, что необходимо было сделать, без малейшего представления о том как.

— Пытались решить проблему в приказном порядке, — сказал Брен. Бог-наркотик надеялся, что его приказы, которые для ариекаев были закон, сами всё сделают. Какое отчаявшееся божество!

— Господи, — сказала я. — Думаешь, они считали, что это сработает? — Позади осталось немало мёртвых. — Где остальная армия? — спросила я. — Армия ЭзКела? — Милиционер покачал головой.

— Большинство из них… из нас… вообще не собирались драться, — сказал он. — Они хотели умолять. Но они и этого не могут. Умолять. Не могут заставить их услышать. Теперь они возвращаются назад, в город. Чтобы спрятаться за баррикады. — Он снова медленно покачал головой. — Их и баррикады не остановят, — сказал он. Для армии абсурдов ни в городе, ни тем более в Послограде не было преград.