— Хчпшш сррр!! — забился в экстазе хисс.

На лицах прожжённых грабителей и убийц появилось такое мечтательное выражение, будто детям с бедняцкой станции показали каталог рождественских подарков. «Пнуть Трайбера и остаться в живых» — каждый пиратский ребёнок мечтает об этом с малых лет.

— Да ну вас, — уязвлённо буркнул жер, который испытывал чувство сопричастности, ведь вождь тоже был крупным и агрессивным мужиком. — Легко отдуваться на клоне, он сдачи не даст.

— Вот и прекрасно! — воскликнула грубля, раздувшись от восторга.

— Пятнадцать минут, — мечтательно потянулась сестрёнка, неосознанно поглаживая рукой титановый бок, — И у меня появится послушный и смирный Беспощадный зверь. А чтобы ждать было веселее, займёмся девчонкой и обезьяной.

— Это я развалил Меценатов, — бросил Фокс.

Пираты уставились на него уязвлённые, как дети, у которых отняли игрушку. Грубля сжалась и вся покрылась складками и морщинами; жер набычился, хисс наконец перестал трястись; мелкарианец вытек из себя и перетёк влево. А Джо-Джо смотрела на пленника с ошеломлением в прищуренных глазах, не зная, верить ему или не верить.

— Ну расскажи нам, как ты умудрился это сделать, капитанчик, — криво усмехнулась киборгиня. — А мы послушаем.

Она поманила рукой, и сегментная змея оторвала Фокса от стены и понесла его вперёд. Сегменты раздвигались, змея растягивалась, а человек плыл над полом, всё ближе к пиратам, рассевшимся полукругом. Никто не возразил атаманше, даже грубля не кричала, что сейчас её очередь, а молча передала шар сестрёнке. Та небрежно тряхнула, не глядя, и из клубящейся глубины выплыл символ ещё одного орудия пытки: маленькое веретено с двумя разными концами, острым и витым.

— Ты чего там, улыбаешься? — напряжённо спросила Джо-Джо. — Знаешь, что это такое?

— Знаю, — сказал Одиссей.

Она выхватила из сундука футляр, из него истязатель, ухватила Фокса за непослушные вихры и запрокинула голову.

— Ну выбирай, ледяной или огненный?

— Ледяной…

Фокс не успел договорить, Джо-Джо вонзила тусклую литую иглу ему в грудь. Пронзительный удар пробил диафрагму и вошёл в лёгкое. Это была не сама игла, а ледяной пучок боли, исходящий из неё — но казалось, что чужеродные клыки пробили твоё тело и сжимаются внутри, сокрушая плоть, выжигая холодом всё, к чему прикасается. Казалось, тело леденеет и трескается, атаманша двинет рукой, и грудь Одиссея разлетится вдребезги. Он знал, что это не так, но даже зная, трудно убедить тело — оно верит тому, что чувствует.

— Так что там? — ласково уточнила сестрёнка. — Как ты развалил Меценатов?

— Попался им в плен… с маяком внутри, — выдохнул Фокс, сотрясаясь от напряжения, но не пытаясь подавить его или побороть, а стараясь пропустить через себя. — Дождался… пока прилетит армия корпоратов… и объединённый флот… ближайших планет.

— Что-то беспокоит? — заботливо спросила Джо-Джо, словно на приёме у доктора. — Я могу вам чем-то помочь?

Пациент выровнял дыхание, игнорируя беспощадную ледяную боль. Атаманша жадно заглядывала в его запрокинутое лицо, и Одиссей понял, чего она так ищет и ждёт: момента, когда он сломается. Губы Фокса дрогнули, будто в слабости.

— Немножко щиплет, — прошептал он. — Попробуйте понежнее, доктор.

— Конечно! Как скажете! — изменившимся голосом рявкнула громадная пиратка, и дважды остервенело воткнула истязатель в Фокса, в живот и в шею, заставив его содрогнуться и застонать.

— Так удобно? Так хорошо? — спросила Джо-Джо, придвинувшись вплотную к Одиссею.

— Да, — засмеялся он ей в лицо. — Но меня обманули… Ваш прославленный пиратский массаж… слабоват… Верните деньги.

Грубля засмеялась, заливисто и ясно, как сумасшедший колокольчик, жер одобрительно загрохотал, мелкарианец забулькал, давясь смехом, а хисс в своей обычной манере затрясся и зашипел. Только атаманше было совсем не смешно, её дыхание стало стиснутым от ярости.

— Врёшь. Зачем ты мог понадобиться Меценатам? Почему тебя доставили на базу?

— Я знал про Сердце истины.

— Откуда?!

— Меня наняли, чтобы его защитить.

— Тебя?! — гневно рявкнула Джо-Джо. — Мусорщика? Жалкий мешок с костями даже без апгрейдов?! Да кристаллы не подпустили бы тебя на парсек к артефакту, они же разумные существа!

— Я был в Сердце истины, — сказал Одиссей. — Говорил с ним.

Пираты прекратили смеяться.

— Ты говорил с артефактом, который знает всё? — зло скривилась сестрёнка. — И какие вселенские истины он тебе поведал, мусорщик?

— Что ты ушла в пираты не одна, Джоанна, а с братом Джоном. И он был старший и главный, но ты убила его и заняла его место. Взяла его эмблему и стала командовать за двоих.

— Что? — выдохнула Джо-Джо.

— Что Буль-Буль подобрал маленького Крушилу в обломках разбитого корабля, где его бросили умирать враги клана. Вырастил злобного малыша и научил его смеяться.

Желе мелкарианца пошло синими пятнами, а бронированные сегменты жера плотно сжались от шока, превращая его в гладкий валун.

— Что Щирс уже несколько лет добивается Цилу, а она делает вид, что не замечает. Но на самом деле счастлива.

— Вот сука, — тихонько сказала грубля в наступившей тишине. — Какой ты бестактный.

— Что ты хочешь стать заводилой всего гнезда, Джо-Джо, но не выходит, потому что за тобой не водится по-настоящему значимых заслуг. Ведь быть отрывашкой легко, но бесславно.

— Кто ты такой? — загремела атаманша, титановой ручищей сжав Фокса за горло так, что он не мог дышать. — Охотник? Планетар? Копал под нас, собирал данные? Или ты один из наших?

— Нет, — прохрипел детектив, пытаясь ответить, и Джо-Джо отпустила горло Фокса, потому что нестерпимо хотела услышать его ответ. — Я просто поговорил о вас с Сердцем истины. И оно открыло мне твою критическую слабость, капитан. Которая приведёт к твоей гибели.

— Какую, человечек? Какую слабость? — на лице киборгини играли желваки, а её синтетические мускулы едва заметно сжимались и разжимались, желая сокрушать.

— Воткни истязатель себе в руку.

— Что?

— Воткни и я объясню.

— Да вот, вот, видишь? — рявкнула она, со звяканьем тыкая снова и снова. — Могу воткнуть его хоть в глаз, и ничего не будет, ведь я избавилась от слабых частей! Я не чувствую боли.

— Ты не чувствуешь боли, — медленно повторил Одиссей. — Поэтому так легко причиняешь её другим. И поэтому не можешь избавиться от чувства, что не живёшь, а функционируешь, от страха, что однажды