И о событиях-то мало что известно. Как отмечают сами создатели, «Повесть временных лет» писалась примерно через сто лет после смерти Владимира, персонажа уже к тому моменту мифологического. Сюжет с выбором православия из нескольких религий, вероятно, апокриф (в фильме его нет вовсе). Призывы к исторической точности с любой из сторон — сделать героя отлитым в бронзе, чтобы не порочить репутацию святого, или, наоборот, заострить внимание на его баснословном вероломстве, распутстве и жестокости — лишь проекции чьих-то фантомов. Эрнст, Максимов и выбранный ими для осуществления важной миссии режиссер «Адмирала» Андрей Кравчук имели полное право предпочесть чужим миражам собственные. Так и поступили.

В контексте большого отечественного кино образца 2016 года «Викинг» — передовое произведение. Ближайший адекватный аналог, рядом с которым «Викинг» выигрывает безоговорочно, — «Волкодав»: над ним в свое время любили смеяться, но именно его режиссер Николай Лебедев сегодня с «Легендой № 17» и «Экипажем» в тройке самых успешных коммерческих авторов российского кинематографа.

В «Викинге» есть свой мир — огромный, красочный, густонаселенный, запоминающийся. Деревянные постройки, искореженные в схватках доспехи, холщовые рубахи. Слегка монотонная в своей суровости интонация слышна и в музыке, и в диалогах (написанных без скидки на язык древних, все равно незнакомый нам: никаких «гой еси» и «исполать тебе, добрый молодец»). Есть драматургическая цельность, лишенная откровенной выспренности, — и это эволюция по отношению к «Адмиралу». Правда, иронии так и не появилось. Какой-нибудь шекспировский шут этому брутальному сюжету бы не помешал, но придумать такого персонажа — особое искусство. Зато есть безмолвный и выразительно демонический Антон Адасинский из сокуровского «Фауста» в роли волхва, постоянно требующий кровавых жертв для обслуживаемого им идола. То, как жрец показывает себе пальцем в широко открытый рот, еще долго будет сниться многим по ночам.

Пожалуй, здесь пора сказать о главном. «Викинг» явно задумывался как фильм о приходе на Русь христианства. Но получился чем-то противоположным. Начиная с открывающей эффектной сцены зимней охоты (забив дикого быка, «богатыри не мы» тут же начинают забивать друг друга) и до самого финала это отталкивающе-жестокое, натуралистическое, полное насилия зрелище. Человек здесь человеку волк: заросший бородой, из которой сверкают бешеные глаза, он всегда настороже, он не верит никому и не надеется ни на что. Например, первый же поступок главного героя, которого нам потом предлагается полюбить, — жестокое изнасилование девушки на глазах у ее родителей, впоследствии изуверски убитых. И это лишь начало.

Собственно, у зрителя есть простой выбор: или сразу преисполниться отвращением ко всему происходящему и скорее бежать с сеанса домой, утешаться чтением единого учебника истории, — или начать ловить садомазохистский кайф от кровавого гиньоля с боевыми топорами. Нет сомнений: такая вселенная не может быть отдана Христу, она по праву принадлежит Перуну. Если резюмировать идею «Викинга» в нескольких словах, доводя мысль авторов до предела, то она сведется к простому тезису: «Никогда России не быть христианской страной».

В начале фильма Владимир хлебнет того самого мухоморного супа, чтобы вогнать себя в раж и стать из слабака, младшего сына в семье (да еще и бастарда, вот здесь — привет «Игре престолов»), альфа-самцом. Попав к финалу в константинопольскую Софию, он очищается, испивая святой воды, — и начинает грезить о крещении Руси; однако зрителю очевидно, что действие грибов еще не прошло и перед нами лишь живописная галлюцинация о невозможном. Коварный и жестокий дружинник Свенельд, наставник Владимира и его персональный Мефистофель (эту роль действительно потрясающе сыграл неузнаваемый Максим Суханов), всегда будет сильнее добренького князя. Княжна Рогнеда с ее вымазанным кровью лицом — Александра Бортич, лучшая актерская работа фильма, героиня двух самых неприличных сцен, — всегда будет соблазнительнее святоши княгини Ирины (Светлана Ходченкова в роли древнерусской Богородицы). А сторожевые башни деревянных городов за десять столетий до ГУЛАГа как две капли воды похожи на лагерные вышки. Вот она, Россия, которую мы потеряли. И потеряли ли?..

«Викинг» открывается цитатой из Мао Цзэдуна и завершается строчкой из Послания к Римлянам. Однако азиаты-печенеги, как и меркантильные язычники-викинги, в фильме кажутся роднее русичам, чем надменные ромеи в их разноцветных тогах. Какое уж тут крещение. Разве что в политических целях — как намеченный в фильме, но так и не показанный на экране брак по расчету с византийской принцессой Анной, который без зазрения совести готовится совершить уже женатый Владимир.

Антагонизм с просвещенной (или «просвещенной» в кавычках?) Европой — не единственная отсылка к современности в «Викинге». В сцене взятия Корсуни, осаждая крепость во главе армии «вежливых ратников», Владимир клянется не пролить ни капли крови, если те сдадутся сами. Сам дух веселой боевой агрессии неуловимо напоминает о сугубо русской, до сих пор актуальной дихотомии покаяния и жестокости. Именно она — а вовсе не прописанный в сценарии переход от пассивного зла к активному добру — делает интересным главного героя, сыгранного Данилой Козловским. Держась в стороне от человеческих жертвоприношений, убийств близких родственников и других преступлений, ясноликий князь к финалу находит в себе силы принять вину на себя. Но это вовсе не жертвенность святого, а внезапная трезвость, как в «Бойцовском клубе»: вы же и убили-с. Я же и убил. Прозрение, которое довольно трудно принять за хеппи-энд.

Возможно, зрители этого фильма посмотрят другими глазами и на истукана у Боровицких ворот. Проходя или проезжая мимо, будут смотреть и поеживаться.

Вам скажут, что это «русская „Гравитация“». Обидно. Не случайно же фильм окрестили «Временем первых». Советский человек Юрий Гагарин первым полетел в космос, а герой этой картины Алексей Леонов первым, с риском для жизни, вышел в открытый космос. Задача была именно такой: опередить американцев. А сам фильм, поддержанный Первым (каким же еще) каналом, опередил своего конкурента-двойника, снимавшийся одновременно «Салют-7» (тоже история о двух героических советских космонавтах, выполняющих невероятно сложную миссию), и вышел в прокат раньше: тот ожидается только к осени. Первые, первые, первые… А тут — на тебе: «вторая „Гравитация“».

Интереснее всего, что Альфонсо Куарон придумал «Гравитацию» под влиянием детских воспоминаний: в Мексике он был влюблен в советскую космонавтику, а на стене спальни у него висели портреты Гагарина и Леонова. Рассказ последнего о смертельно опасном выходе в космос и возвращении домой (когда они вместе с напарником Павлом Беляевым чудом остались в живых) и стал источником клаустрофобной атмосферы «Гравитации». Теперь же, когда сам Леонов вместе с продюсером Тимуром Бекмамбетовым и исполнителем главной роли (и тоже продюсером) Евгением Мироновым снимают амбициозный, сложный фильм по мотивам тех событий, публика и критики напропалую сравнивают его с блокбастером ушлого мексиканца. Обидно вдвойне.

Но тут важна одна деталь. Откуда бы Куарон ни черпал вдохновение, он твердо знал, о чем делал «Гравитацию». Об одиночестве маленького и беспомощного человека в пустой безжалостной вселенной. О силе его духа. Теперь попробуйте посмотреть «Время первых» и сформулировать, о чем этот фильм. То есть понятно, что формально — о подвиге Алексея Леонова в 1965 году. Однако если задаться вопросом «Почему это было подвигом и кому он был нужен?» — то над ответом придется поломать голову.