«ЕГО ТРАВИЛИ КАК ЗАЙЦА»

2 апреля 1879 года в девятом часу утра Александр, как всегда, вышел на утреннюю прогулку. День императора протекал обычным, неизменным порядком. Он был уверен, что он так и умрет с этим распоряд­ком дня.

Но в тот день в расписание его жизни было внесено существенное изменение.

2 апреля 1879 года государю императору навсегда отменили тра­диционную прогулку.

Из газеты «Русский инвалид» от 5.04.1879 года: «2-го сего апреля, в 9-м часу утра, в то время, когда Государь Император изволил по обычаю прогуливаться в местности, окружающей Зимний дворец, на тротуаре, прилегающем к зданию штаба войск Петербургского военного округа, навстречу Его Императорскому Величетву, с противоположной стороны здания вышел человек, весьма прилично одетый, в форменной гражданской с кокардою фуражке. Подойдя ближе к Государю Императору, человек этот вынул из кармана пальто револьвер, выстрелил в Его Величество, и вслед за этим сделал еще несколько выстрелов. Проходившие вблизи люди, а равном и городовые немедленно бросились на злоумышленника и схватили его... Божие Провидение сохранило невредимо драгоценные для России дни Августейшаго нашего Государя. Злодей арестован. Расследование начато».

На самом деле все было куда постыднее.

Он возвращался с прогулки. Уже прошел Певческий мост и вышел на площадь перед дворцом. Сзади, на расстоянии, чтоб не мешал думать, шел начальник его охраны капитан Кох.

Поодаль у арки Главного штаба, как всегда, собралась толпа любо­пытных... И тут император увидел очень высокого молодого человека в длинном черном пальто и в форменной фуражке с кокардой (какие носят чиновники).

Из дневника генеральши Богданович: «Маков, видевший Государя через полчаса после покушения, рассказывал со слов Государя, что по­равнявшись с Государем, молодой человек остановился и отдал ему честь. Лицо этого человека обратило на себя внимание царя. И когда он не­вольно обернулся... увидел пистолет, направленный на него».

Поворот головы спас ему жизнь — пуля просвистела мимо.

«Пуля пробила стену дворца, где и застряла. Злодей прицелился во второй раз — царь уклонился влево, преступник прицелился в третий раз — царь опять уклонился».

«Уклонился» — так назвал Маков бегство по площади Государя Все­российского.

Итак, когда Соловьев выстрелил первый раз (стрелял с двух шагов — Э.Р.), пуля просвистела мимо... И тогда Александр пустился от него наутек, как мальчишка. На глазах толпы Государь всея Руси удирал. У собственного дворца! Первый раз после смерти отца его заставили ис­полнять чужую волю.

А Соловьев бежал за ним и палил.

Выстрел. Император резко подал вправо. Он убегал зигзагами, как его учили в гвардии. Шестидесятилетний царь не потерял присутствия духа. Еще выстрел — он бросился влево. Он уже слышал его дыханье... Еще два выстрела. Но он опять успел — увильнул в сторону, пуля царапнула шинель... И наконец, последний — где-то внизу, мимо ног. Это Соловьев выстрелил, уже падая, когда его догнал Кох.

В первую минуту Кох и полицейские на площади попросту остолбене­ли. Потом бросились за Соловьевым. Тот успел сделать пять выстре­лов, когда резвый Кох догнал его и ударом сабли плашмя сбил с ног. Огромный револьвер валялся рядом. Соловьева окружили, топтали черное пальто и били. Но Соловьев уже что-то грыз. Первым сообра­зил Кох. Поторопился разжать челюсть, но только расцарапал лицо Соловьеву.

Во рту у Соловьева был орех с ядом. Чтобы покончить с собой (как он и обещал Михайлову), Соловьев принял цианистый калий — один из сильнейших ядов. Но яд, видно, был очень старый и, как оказалось потом, в значитель­ной степени разложился. Соловьев остался жив.

В это время из дворца выскочил Петр Шувалов. Отставной начальник Третьего отделения продолжал квартировать во дворце. Он умолил Александра сесть в подкатившую коляску. (Ведь кто-нибудь из «них» мог быть на площади!) В коляске Шувалова царь проехал считанные метры ко дворцу.

Несостоявшегося цареубийцу повезли в канцелярию градоначаль­ника. Александр вернулся во дворец триумфатором. Объявил: «Господь опять спас!» Императрица уже все знала, хотя он приказал ей не говорить... Она сказала, плача, фрейлине: «Больше незачем жить, я чувствую, что это меня убивает. Сегодня убийца травил его, как зайца Это чудо, что он спасся».

В Белом зале — придворные, офицеры гвардейских полков. Один за дру­гим прибывали члены романовской семьи. Брат Михаил, узнавший о покушении, прибежал во дворец без фуражки. Как и 13 лет назад, собралась масса народа. При появлении царя кричали: «Ура!» Как подсчитал услужливо кто-то — «кричали целых 10 минут». Отслужили молебен.

Но он чувствовал — что-то совсем изменилось... Тогда плакали от счастья. Теперь старались быть счастливыми. Потому что это было уже третье покушение... И случилось страшное — привыкли! Привыкли к покушениям на своего государя.

Вечером записал бесстрастно: «Гулял. У Главного Штаба неизвестный выстрелил в меня 5 раз из револьвера. Бог спас. Собралась вся семья — один за другим. Разговор с Дрентельном: убийца арестован. Благодар­ственный молебен. Много дам и кавалеров. Все офицеры: ура!»

Потом звонили колокола, и он вышел на балкон над Салтыковским подъездом.

Толпа, собравшаяся перед балконом, приветствовала государя.

Василий Бильбасов, известный публицист и историк (автор знаме­нитой «Истории Екатерины II») стоял в этой толпе. И он с изумлением рассказывал генеральше Богданович, как кто-то громко сказал: «Если патриот — кричи "ура", если социалист — то молчи... Слова эти были произнесены человеком, одетым мастеровым «И народ, близко стояв­ший, спокойно их слушал и ничего с этим человеком не сделал».

В это время уже передавали шутку: дворник, услышав колокольный звон, спрашивает.

— Опять промахнулись?

Множество людей приходило в тот день на площадь Гвардейского штаба (так назывался участок Дворцовой площади у Певческого мос­та), чтобы увидеть на южном фасаде здания штаба следы от пуль, неумело выпущенных Соловьевым

Между тем в канцелярии градоначальника на диване лежал тот, о ком теперь говорила вся Россия. Ему 33 года, а он до сих пор ничего не сделал в жизни, он, говоря языком чеховской пьесы, — «недотепа»! Он с трех шагов не смог попасть в государя, он даже цианистым калием отравиться не смог (как задумал), но этого недотепу теперь знает вся Россия! Его, которого 33 года никто не замечал! А теперь вокруг все хлопочут. Из ничтожества, безвестности — сразу в самые главные лица.

Одна из причин террора — слава! Слава Степняка-Кравчинского. Теперь слава его — Соловьева!

Очевидец описывал: «Рядом с диваном на полу стояла умываль­ня чашка с порядочным количеством рвоты (ему промыли желудок). Его первым вопросом, после того как он пришел в себя, был: «Неужели я не убил государя?»

Посокрушавшись открыто, успокоился. И лежал спокойный и важ­ный. Потом как-то расслабленно попросил папироску. И уже кто-то с необыкновенной предупредительностью подскочил к нему, стара­тельно чиркал спичками. У изголовья преступника, грациозно обло­котившись на ручку дивана, изогнувшись над ним, стоял господин в вицмундире с судейским значком и вкрадчивым голосом задавал воп­росы.