Все хором сказали:

— Можем!

Баошуньгуй тоже смертельно устал, он глубоко вздохнул и ответил:

— Хорошо, отдыхайте!

Ян Кэ остолбенело стоял перед грудой камней, его душа словно была придавлена огромным камнем. Потом он подошёл к Бату и попросил сигарету, сделал несколько затяжек, потом обеими руками поднял горящую сигарету, три раза поклонился куче камней, затем почтительно вставил сигарету в щель между камнями. Груда камней стала похожа на каменную могилу, вся в дыму, тихонько поднимающемся вверх, уносившем непокорный дух старой волчицы к голубому небу, к Тэнгри.

Охотники все встали, но не последовали примеру Ян Кэ. Сигареты, которые курили люди, считаются у монголов нечистыми, и их нельзя использовать для поклонения, но они не осуждали поступок Ян Кэ. Они затушили сигареты, встали ровно, лицом к Тэнгри и помолчали, проводив дух волчицы на Небо. Даже Баошуньгуй не посмел больше сделать ни одной затяжки.

Бату сказал Баошуньгую:

— Ты сегодня видел, вот так же раньше воины Чингисхана, как и эти два волка, даже своей смертью наводили на врага ужас. Ты тоже потомок монголов, и твои корни ещё в степи, ты тоже должен уважать дух монголов…

Ян Кэ вздохнул:

— Смерть тоже имеет огромную силу в сражении, волчий тотем вырастил много не боящихся смерти монгольских воинов. Древние китайцы хотя числом и превосходили монголов в сотни раз, но в душе считали, что лучше плохо жить, чем хорошо умереть, и этот практический опыт и жизненную философию потомки китайской крестьянской нации смогли донести до сегодняшнего дня. Эта формулировка выражает дух нации, и этот дух породил столько предателей и марионеток, что заставил кочевников бояться. Во времена средней и поздней Тан китайцы потерпели окончательный крах, часто превращались в рабов погибшей страны, и куда же делись прежние герои империй Цинь и Хань? Неужели это всё оттого, что во времена средней и поздней Тан китайцы истребили волков на центральной части Северо-Китайской равнины?

У Ян Кэ возник новый вопрос, который можно было обсудить с Чень Чжэнем.

Когда вернулись к палаткам, Баошуньгуй сказал Бату:

— Вы поставьте кипятить воду, а я пойду на озеро подстрелю лебедя, вечером поедим и попьём.

Ян Кэ сразу закричал:

— Командир Бао, я прошу вас, лебедя нельзя убивать.

Баошуньгуй, даже не повернув головы, ответил:

— Мне обязательно надо убить лебедя, чтобы немного развеяться!

Ян Кэ бросился к нему, хотел преградить путь, но Баошуньгуй быстро ускакал на озеро. На озере было много диких уток, а из камышей взлетели семь-восемь лебедей, они парили в воздухе, размахивая большими крыльями, над головой Баошуньгуя проносились огромные тени. Не дожидаясь, пока Ян Кэ догонит его, Баошуньгуй выстрелил подряд три раза, огромная белая птица упала перед лошадью Ян Кэ. Лошадь от испуга шарахнулась и сбросила Ян Кэ в траву на берегу озера.

Белый лебедь лежал на земле в крови и бился в агонии. Ян Кэ много раз видел сцену балета о смерти лебедя, но тут перед его глазами всё случилось по-настоящему, лебедь лежал, совершая последние движения в своей жизни. Из груди у него сочилась кровь, Ян Кэ пытался её остановить, но не смог, кровь текла и уходила в землю…

Вечером у костра за ужином никто из охотников не разговаривал с Баошуньгуем. В воздухе над озером летали лебеди, и всю ночь, не прекращаясь, были слышны их скорбные крики.

Посреди ночи Ян Кэ был разбужен лаем собак, которые услышали вдали волчий вой. Когда собаки, полаяв, замолчали, Ян Кэ смутно услышал, как с восточной дальней горы доносится унылый и печальный волчий вой. Ян Кэ про себя подумал: «А вдруг это тот волк, который спрыгнул со скалы, не умер, а собрал остатки сил и забрался на гору, но тут увидел могилу своей жены-волчицы и сейчас скорбит по ней, говорит ей последнее «прости».

У Ян Кэ из глаз, не прекращаясь, текли слёзы, до самого рассвета.

Через несколько дней, когда Шацылэн вернулся из управления пастбищ, Баошуньгуй нагрузил полтелеги диких пионов и повёз их в город.

Рыцари моего отца, великого хана, были доблестные, как волки, а вот противники были трусливые, как овцы.

«Надпись на памятнике Цюэ тэ цинь». Цит. по: Лэни Гэлусай. «Степная империя»

Солнечные лучи начала лета осветили плывущие в воздухе острова облаков и сделали их ярко-белыми, так что нельзя было на них смотреть широко открытыми глазами. В воздухе висел запах дикого лука-порея, который принесли с собой овцы и ягнята. Людям время от времени приходилось моргать, увлажнять слегка свои зрачки. Чень Чжэнь обозревал новое пастбище и новый лагерь, он очень боялся, что волчица придёт за своим волчонком и будет мстить за него.

Больше тридцати монгольских юрт второй производственной бригады расположились в северо-западной части горной впадины, на отлогом склоне. Здесь монгольские юрты стояли намного ближе друг от друга, чем раньше, так распорядились Билиг и Улицзи. Так было удобнее охранять пастбища от волков.

Несколько десятков коров, овец и лошадей уже перешли на новые пастбища, девственная степь в один день превратилась в большое природное пастбище. Кругом раздавались песни, лошадиное ржание, овечье блеяние и коровье мычание, обширная впадина наполнилась голосами людей и скота.

Овцы, которых пасли Чень Чжэнь и Ян Кэ, устали после долгого перехода, они рассеялись по полю горного склона позади юрты и ели траву. Чень Чжэнь горестно сказал:

— Это летнее пастбище очень сильно отличается от прошлогоднего, я горжусь тем, что мы являемся открывателями новых земель, так приятно и легко на душе. Иногда кажется, что мы как будто путешествуем во сне, пришли пасти овец в сады Эдема.

— Я чувствую то же самое. Это действительно какая-то неземная степь, лебединая степь. Если бы не было Баошуньгуя, молодых интеллигентов и пришлых крестьян, то было бы совсем хорошо. Пастухи степи Элунь наверняка могли бы тех белых лебедей оберегать, чтобы те остались здесь. А как романтично пасти овец, когда над тобой в небе летают белые лебеди. Даже в садах Эдема, наверное, не было белых лебедей, — ответил Ян Кэ.

— Если бы не было интеллигентов… А ты разве не молодой интеллигент? — спросил Чень Чжэнь.

— После того как я стал искренне поклоняться волчьему тотему, я, считай, стал монголом. Для степных монголов действительно большая, общая жизнь важнее их собственной, маленькой жизни. Когда я прибыл в скотоводческий район, я почувствовал, что люди, пришедшие из крестьянских районов, какие-то очень злые, недаром, видимо, скотоводы на протяжении нескольких тысяч лет вели с ними войны. И если бы я родился в древнюю эпоху, я бы обязательно принял участие в этой войне, за степь, за Тэнгри, за Небо, — сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь засмеялся:

— Зачем сражаться? Ведь за всё время войн эти народы то сражаются, то дружат. Таким образом мы, возможно, являемся более поздними потомками от смеси народа Срединной равнины и степного народа. Меня вот что волнует: хватит ли сил у Улицзи и Билига, чтобы противостоять грабительскому отношению к степи.