Дочка выходит на улицу, делает глубокий вдох и смотрит в небо. После пребывания, даже очень краткого, в комнате с решетками на окнах и тяжелым запором на входной двери мерой свободы становится пощипывание мороза в носу, мерой счастья — возможность идти в любую сторону по своему усмотрению. Девочка спускается к Немиге по декоративным улочкам, на которых так органично смотрелись бы булыжные мостовые, но их залили асфальтом много десятилетий назад. Тут, на дне ущелья, сформированного торговыми центрами, небо кажется более далеким, чем у проспекта. И Яся поднимается по открыточному холму возле белой церкви, проходит рядом с античным храмом консерватории и заканчивает там же, где начала, — у «Октябрьской».

Под аркой, утяжеленной червонной советской мозаикой, — многолюдная толпа. «Псих какой-то!», «Циркач!», «Нет, морж православный!» — шепчутся вокруг. Из центра образованного людьми кольца слышны выкрики. Голос кричащего кажется Янине знакомым, и она протискивается глубже. На ледяной слюде у входа в арку переминается массивная фигура. Босые ступни собравшего толпу убраны в целлофановые пакеты, ногти на них из-за холода уже приобрели синеватый оттенок. Кричащий молод, его волосы всклокочены, глаза блуждают по толпе, не в силах сфокусироваться на ком-то одном.

— Мы состоим из тепла! Когда мы умрем, тепло превратится в свет, мясо — в песок, кровь — в воду! — выкрикивая это, чудак расстегивает куртку, бросает ее на лед, стягивает с себя свитер и бросает его на лед, тянет вниз молнию на брюках и выскакивает из них, шурша целлофаном на стопах. Ноги покрыты многочисленными и странными татуировками. — Вселенная устроена так: Святой — Человек — Монстр — Дух — Ад — Животное! Это большая награда — то, что мы родились людьми! Выше нас только просветленные! Стать просветленным сложно! А вот упасть вниз, превратиться в голодного духа, или в монстра, или в животное — проще простого!

Лицо кричащего тронуто щетиной в той стадии, когда эту поросль еще не назовешь бородой. В щетине застрял мусор. По подбородку стекает слюна.

У границы внутреннего кольца толпы с видом бригадира прохаживается нищий — бойкий чернявый парень в утепленной бундесверовской куртке. На его груди — табличка «Подайте пострадавшему во время боевых действий АТО на востоке Украины». От чьих действий он пострадал и на чьей стороне сам находился, нищий не указал из маркетинговых соображений: так выше сборы, ибо подавать будут и те, кто за Россию, и те, кто за Киев.

— Свихнулся парень! — комментирует нищий, кивая на надсаживающегося. — Второй день сюда выходит. Сейчас проповедь свою скончит, разденется и кружить начнет!

— А зачем кружит? — интересуется вкрадчивый голос рядом.

— Ну, типа, взлететь пытается, — пожимает плечами нищий. — С богословскими целями.

— И как, получается ему взлететь? — хмыкает тот же голос.

— Кто ж знает, — отвечает нищий. — Менты его все время раньше принимают. Чем раскрутится как след.

— Единственное, что остается при перерождении, — наше сердце, — выкрикивает пророк, стягивая с себя майку.

Под майкой — тянущее свои ветки от пупка к груди дерево баньян. Его ствол в нескольких местах перечеркнут свежими резаными ранами, как будто Натан пытался уничтожить татуировку, позабыв о том, что вместе с деревом погибнет и сам.

Яся протискивается ближе. Взгляд московского знакомца проскальзывает по ней, не узнавая. Натан уже не вполне в этом мире.

— Сейчас много кто с ума сходит, — пытается нормализовать пророка нищий. — Жизнь такая — все к хренам полетело! У меня дружбану миной руку по само плечо оторвало, так он тоже двинулся. Ходит по городу, ищет, к людям пристает. Не видел ли кто его локтя. Подайте Христа ради, кстати! — вспоминает беженец про свою основную миссию на выходе из станции метро «Октябрьская».

Обнажив торс, Натан раскидывает руки по сторонам, закрывает глаза и делает несколько глубоких вдохов. Из толпы выстреливает тенорком, таким, каким обычно на Комаровском рынке рекламируют свежие огурчики, только что из Ольшан:

— Если ты святой, пусть они мне тачку найдут! — Тенорок на полтона ниже поясняет окружающим: — Угнали мне тачку неделю назад. «Ауди», бочка. Так милиция говорит, что точно ее уже не найдут. Что слишком ходовая модель. И ее уже по Дагестану новый владелец катает! — Он снова обращается к блаженному: — Верни мне тачку, э!

Натан вдруг открывает глаза и говорит, вкладывая в каждое слово невероятную силу и вес. Только смотрит при этом не на спросившего тенора, а Ясе в глаза.

— Вы все просите у Неба исполнить ваши желания! Все время! Хочу! Хочу! Хочу! Вы и Бога-то придумали только для этого! Не зная, что ваши «хочу» Он давно уже исполнил! Что вы уже имеете все то, о чем думали! — Натан повышает голос и подается вперед, его руки взлетают вверх, он потрясает ими: — Если вас и нужно чему-то учить — это благодарности! Благодарности! Получили что-то? Идите и благодарите! Подарили вам — вернитесь к дарившему! И скажите спасибо! Спасибо!

Ясю по шее подирает мурашками.

Натан закидывает голову вверх, его татуированные руки превращаются в продолжение плеч. Он зажмуривается и начинает кружиться. Его вращение с каждой секундой становится все быстрее и становится сложным танцем — проскальзывая на пятке, Натан помогает себе носком второй ноги. Это похоже на многократно ускоренное мевлеви, в котором плавность заменена энергией, а облака ткани, окружающие фигуру дервиша, уступили мельканию мускулистых рук.

Всем глядящим вдруг становится очевидно, что они стали свидетелями чуда, выходящего за пределы физических возможностей человека, ибо любой из зрителей не сделал бы и трех полных кругов в одной точке с зажмуренными глазами. И когда у многих возникает ощущение, что Натан то ли уже приподнялся над землей, то ли вот-вот воспарит, рядом вырастают три кряжистые фигуры, которые обыденно сбивают его с ног и заламывают крылья за спину, в наручники. Толпа стремительно рассасывается — никому из зевак не хочется попасть в протокол. Скрутив нарушителя порядка, его волокут вниз по ступеням, причем один из милиционеров тянет смятые куртку, брюки и свитер. «Мы тебя предупреждали? Предупреждали? — негодует возглавляющий операцию майор. — Ну все, готовься, Иисус, теперь — гарантированная пятнашка!»

Яся пытается пробиться к Натану, но сержант на входе в станционный опорняк объясняет ей, что «гражданин Москвы» задержан и увидеться с ним до суда не дадут даже консулу. И что после отбытия минимум двухнедельного ареста он будет посажен на поезд и депортирован.

* * *

ПАЗик на Малмыги распирает от детского плача. Хриплый ор наполняет автобус, как горячий воздух — баллон воздушного шара. Еще чуть-чуть, и тяжелая машина лопнет на лоскутки,