Луиза купила их при условии, что Джен наденет их не раньше, чем они доберутся до гостиницы. Сестренка упросила купить ей еще и чудесный браслет с брелоком. Стоило покрутить рукой, как из брелока сыпался мелкий порошок, разбрасывающий яркие искры. Джен шла всю дорогу в облачке звездной пыли.

Наконец-то Оксфорд стрит. Больше и величественнее, чем Нью-Бонд стрит: магазины занимали там целые здания. Эти монолитные строения стояли там чуть ли не вплотную друг к другу, и все же крошечные специализированные магазинчики и закусочные каким-то чудом протиснулись между ними. Над головами прохожих светились голограммы, сияние которых затмевало яркий солнечный свет, лившийся с безоблачного неба. Каждый магазин находился в жесткой конкуренции со всеми остальными. Девочки даже жмурили глаза и сутулились, подавленные этой агрессией. Остальные пешеходы казались счастливыми и не обращали на рекламу никакого внимания.

— Луиза? — Джен потянула ее за руку, показывая наверх, на рекламу. Выражение лица девочки было слегка смущенным и в то же время лукавым.

Луиза подняла глаза на двигавшуюся по воздуху рекламу, и щеки ее покрылись легким румянцем. Над ней была девушка с юным лицом и светлыми волосами. Такой юной она быть не могла, решила Луиза. У нее самой была хорошая грудь (Джошуа, во всяком случае, ей об этом говорил), но сравнения с этой рекламной девушкой она не выдерживала. Крошечное белое бикини убедительно это доказывало. Акры бронзовой кожи выставлены были на всеобщее обозрение. Девушка обвилась вокруг такого же неправдоподобно красивого юноши. Подсвеченная солнцем вода орошала парочку, слившуюся во французском поцелуе. Луиза не могла отвести взгляда от передней части его джинсов: они обтягивали его совершенно неприлично. Он расстегнул на девушке верхнюю часть бикини и склонил голову к ее влажной груди.

Девушка улыбалась прохожим.

— «Домашняя электроника Брука оставит вам больше времени на те домашние дела, которые вам не наскучат», — ворковала она на всю улицу и подмигивала. Руки ее протянулись к паху юноши.

— Пошли! — Луиза резко схватила Джен за руку и потянула к первым же дверям. За ними летела звездная пыль.

Джен старалась оглянуться, чтобы получше все разглядеть, но Луиза решительно затащила ее в большой магазин.

— Они собирались делать это, — хихикала девчонка. — Ну, ты знаешь. Это!

— Это нас не касается. Понятно?

Плечи Джен беспомощно опустились.

— Да, Луиза.

Луиза не могла поверить в то, что она только что видела — почти видела! Рекламодатели на Норфолке почти всегда нанимали красивых девушек для привлечения внимания к их продукции. Им всего-навсего нужны были красивое лицо и счастливая улыбка. Так вот, значит, что имели в виду домашние, когда рассуждали о прогрессе как о проклятии. А на тротуаре на это никто и внимания не обратил. Папа всегда говорил, что Земля впала в декаданс и коррупцию. Да и я никогда не думала, что все это совершается в открытую. Теперь и папа, и другие землевладельцы будут сопротивляться любым переменам из страха, что все перемены ведут к разрушениям. Если дело и дальше так пойдет, то через пятьсот лет у нас по телевидению будут голых девиц показывать. Как бы там ни было, она просто не могла себе представить, что такое будет происходить на Норфолке.

— Я не расскажу маме о том, что мы видели, — сказала Джен, стараясь продемонстрировать раскаяние.

Хорошо. Да она нам все равно бы не поверила.

Квинн сидел на скамейке на берегу Сены. Мозг его был обращен в потусторонье. Оттуда доносились сумасшедшие крики. Прошло два с половиной часа с тех пор, как его поразила необъяснимая волна эмоционального мучения.

Первой его задачей — естественно! — было убраться как можно быстрее из Нью-Йорка. Копы, разумеется, быстро отследят записанное в память сенсоров событие, произошедшее в главном вестибюле Центрального вокзала, и опознают его. Он тут же спустился на платформу и уехал на поезде в Вашингтон. Короткая поездка, всего-то пятнадцать минут. Все это время он провел в потусторонье, опасаясь, что поезд будет остановлен, а потом и возвращен в Нью-Йорк. Но нет, он прибыл в Вашингтон в назначенное время и сделал пересадку. Первый межконтинентальный рейс был в Париж, он туда и поехал.

Даже и здесь, на дне северной акватории Атлантического океана, он оставался невидимым. Он боялся, что на него опять нахлынет страшная волна, как на Центральном вокзале Нью-Йорка, и он станет видимым. Если это произойдет, с ним будет покончено. Раньше он ни за что не поверил бы, что Божий Брат такое допустит, но в Нью-Йорке в его душу закрались первые сомнения.

И только покинув парижский вокзал и очутившись в одном из городских парков, он позволил себе выйти из потусторонья. Одет он был в обычную рубашку и брюки, и ему не нравилось ощущение солнечного света на белой коже. Но он был в безопасности, ведь в середине парка нет процессоров, и поблизости в этот момент никого не было. Значит, никто и не заметил, что он появился здесь, словно из-под земли. Он постоял с минуту возле старинного дерева, вглядываясь в умы прохожих, чтобы понять, нет ли ему угрозы. А потом успокоился и пошел к реке.

Парижане шли мимо, как и многие столетия назад, — влюбленные пары, художники, бизнесмены, бюрократы, — никто из них не обращал внимания на одинокого угрюмого юношу. Однако никто не желал присесть на его скамейку. Какое-то подсознательное чувство уводило их в сторону. Они слегка хмурились, словно их на мгновение охватывало холодком.

Квинн складывал разрозненные впечатления в цельную картину. Дополняли ее бледные образы и хриплые, жалобные голоса. Облака удивили даже его, рожденного в аркологе. Ливень обрушился потоками на согнутые плечи. Страшные молнии разорвали темноту. Сошлись силы, полные нечеловеческой решимости.

Мортонридж взять не так-то просто, тем более что одержимых там два миллиона. Что-то ударило по ним, разорвало защитное облако. Какая-то дьявольская технология. Сигнал для начала кампании Освобождения. Уникальный акт как ответ на уникальную ситуацию. Следовательно, никаких чудес. А уж он-то подумал, что тут постарался великий соперник Светоносца.

Квинн поднял голову. На губах заиграла презрительная улыбка. Такого шока больше не повторится. Угроза перестала быть неизвестной. Сейчас он в полной безопасности. На смену рассвету придет Ночь.

Квинн встал и медленно повернулся, впервые оглядев окружавшее его пространство. Знаменитое наполеоновское сердце города окружали великолепные белые, серебряные и золотые башни. Полированные поверхности били ему по глазам, а величие — по нервам. Но ведь где-то там, среди всей этой чистоты и жизнеспособности, в мокрых отбросах рылась шпана, избивая друг друга и подвернувшихся под руку горожан по причине, которой они и сами не знали. Найти их будет не труднее, чем в Нью-Йорке. Надо просто пойти туда, откуда идут прохожие. Его сердце там, и слова его дадут людям цель жизни.

Взгляд остановился на Эйфелевой башне. Она стояла в конце широкой безупречной аллеи. Вокруг собралась толпа зевак. Квинн слышал об этом сооружении даже в Эдмонтоне. Гордый символ галльской непокорности на протяжении столетий, мировая драгоценность. Ну что ж, с возрастом этот символ совсем одряхлел.