– Вроде пронесло, – заметил Стас.

– Ага. Хорошо бы, чтоб без дождя обошлось.

– Да…

Следующие двадцать минут пролетели незаметно. Мы со Стасом молчали и смотрели по сторонам. Платформа медленно заполнялась людьми. Дождь периодически начинался и тут же заканчивался.

Наконец подошла электричка. Мы загрузились в вагон. Голос по громкой связи объявил название следующей станции. Зашипели пневматические двери вагона. Мы поехали в сторону Города. Или от него. Не знаю. Да и какая разница? Мы вновь начали свое круговое движение, не имея возможности остановиться, не зная конечной цели, мы вновь двинулись в неизвестность.

В этот момент за окном, словно пытаясь очистить реальность, стереть из нее память о нашем пребывании, – магическим образом хлынула вода: на сей раз окончательно и бесповоротно пошел дождь, холодный осенний ливень.

Чад факелов и пляшущие на стенах тени. Чуть меньше загадок, чуть больше загадок. Грядущее таит в себе столько вопросов, что ни прошлое, ни настоящее не смогут вместить ответы на них. Я иду дальше, а это значит, что главное испытание мне все еще предстоит.

Человек-с-головой-Быка преграждает мой путь. Я знаю: он – верховный жрец.

– Ты далеко зашел…

– Мне нужны ответы.

– Их здесь нет.

– Тогда где они есть?

– Их нет нигде.

Я слышал эти слова, я проживал уже эти минуты. Не сейчас, когда-то давно и не здесь, не важно. Ответов нет нигде, и они есть повсюду. Такой вот парадокс существования.

– И что мне делать?

– Вернуться.

– Куда?

– Туда, откуда ты бежал…

Откуда я бежал? Если бы я знал сам. Это могла быть страна, город, точка на карте или вообще что-то, не связанное с географическим местом – мой страх, моя боль, мои воспоминания…

– Ты должен остаться один на один с собой, постичь одиночество. Вернуться к своему изначальному состоянию. Все частицы Вселенной, все вещи и существа – одиноки…

Он исчезает. Пляшут тени от факелов. Что-то сгущается в застоявшемся воздухе, что-то темное повисает надо мной. Я чувствую это, судорожная волна проходит по моему телу.

Это одиночество. Первоначальное состояние всего живого и неживого. У тебя больше нет союзников, нет врагов. Тебя не тяготят мысли о завтрашнем дне, ты пуст и открыт этому сумраку. Один на один с собой.

Никто не предаст, но никто и не протянет руки, когда ты будешь погибать. Никто не полюбит, но никто и не проклянет. Никто не вонзит кинжал, но никто и не вытащит осколок из разодранной плоти… Один на один с собой.

Именно так и принимаются решения. Именно так мы и находим погибель. Освободившись от всех внешних связей, порвав с миром, ты устремляешь взгляд внутрь себя. Кого ты там видишь?

Тысячи отражений самого себя. Копии копий. Ты никому ничего не должен, но никто не споет тебе перед сном. Все частицы Вселенной – одиноки.

Все мы бежим. Постоянно. От собственных страхов… к своим же иллюзиям. Придумываем какие-то нелепые точки на карте, города, названия, ориентиры, привязки… устремляем туда свои взоры… На самом деле мы удираем, уносим ноги от изничтожающего, сжигающего изнутри одиночества. Только оно гонит нас вперед.

Конечно, все остальные цели туманны. Большинство – надуманы. Ты всерьез полагаешь, что перспективы карьерного роста что-то меняют в реальности? Что диплом престижного университета или высокая должность смогут разрешить главную проблему бытия – пустоту этого мира и тотальное одиночество человека в нем?..

Да, миром движет страх – и это страх остаться один на один с пустотой, один на один с собой. Только приняв его, пропустив через себя, я могу двигаться дальше. Это и есть испытание. В этом смысл любой революции, любого переворота. Победить пустоту, уйти от одиночества.

Оставшись один, я понимаю это и принимаю это. А вместе с тем осознаю гибельность собственного положения. Я готов ко всему – что бы меня не ждало впереди, – но я не готов снова остаться один. Я делаю еще один шаг. В сущности, не ожидая уже никаких ответов.

Зимой будет жарко – почему-то я знал это уже с лета. Безвременье осени закончилось, осыпавшись вместе с желтой листвой, вместе с надеждой на перемены, ушло, кануло в небытие, оставив предопределенность и безысходность надвигающихся холодов. И выборов, конечно.

Выборы значились главным общественным и политическим событием наступившей зимы. Не потому что могли что-то переменить, изменить баланс политических сил или, тем более, проводившийся курс – нет, не поэтому. Выборы были закономерным итогом и развязкой долго разыгрываемой комедии с тандемом и приемником, моментом истины, когда мечты и чаяния одних должны были рухнуть под беспринципностью, точным расчетом и глухим молчанием других. Мы слишком долго шли в тупик и вот – упершись головой в стену – встали, наконец, перед выбором: расшибать стену или же собственную голову об нее.

Мое поколение, поколение сбившихся с пути горожан, заблудившихся в перипетиях и запутанных ходах враждебной к ним реальности, хотело перемен. Слишком много загадок стояло перед нами – и мы хотели получить ответы.

Метафизически назревал бунт, но не бунт против существующего режима, не против конкретных фигур правителей и их партий, нет: зрел и полнился бунт против существующего порядка вещей, обезличенного, разрушительного – того, который режим и правители только олицетворяли, мелкими частностями которого были.

Лично мне была противна бессмысленность существования, навязываемого мне и моему поколению обществом потребления, система иллюзорной стабильности, всепроникающего и всепоглощающего рынка. Если эти гады, обрюзгшие рожи которых каждый день транслирует телевизор, смогли захватить все ресурсы этой богатой страны и беспрепятственно торговать ими, почему бы им тогда не захватить и не продать солнце?

Я выступаю против продажи солнца. И поэтому я, как и все остальные, уставшие от тупой предопределенности, ждал выборов и обязательного бунта после них. Это должно было случиться, во что бы то ни стало, иначе проживать эту никчемную жизнь в мире ложных ценностей вовсе не стоило бы.

Любой лабиринт однажды заканчивается. Ты либо распутываешь клубок, либо погибаешь. Третьего не дано. Эта истина непреложна со времен Минотавра. Мое время близилось, и я это ощущал. Зима должна была все решить.

С утра шел мелкий редкий снег; он падал вяло, нехотя, покрывая землю тонкой белой пленкой – слишком тонкой, чтобы спрятать всю замерзшую грязь – и часам к десяти совсем сошел на нет. От него остались только белые шапочки на проводах да эта самая пленка на земле. Однако в небе по-прежнему висели низкие толстобрюхие тучи, полные влаги и готовые разрешиться в любую минуту. Погодная неопределенность – обычное явление в Питере зимой, да и не только зимой, поэтому я ждал продолжения снегопада.