Доказательство того, что рабочий класс должен поддерживать именно марксистскую политику, осуществляется Лениным «от обратного». Рабочее движение не может поддерживать политику своего классового врага. Не имея собственной политической линии и просто поддерживая либеральную оппозицию, пролетариат будет служить интересам буржуазии, «впадет в буржуазность»30. Рабочий класс вообще склонен к «заражению» буржуазным сознанием. Но и социалистическое сознание — внешнее для пролетариата: «социалистического сознания у рабочих не могло быть. Оно могло быть привнесено только извне»31. Своими силами рабочий класс не может его выработать, поскольку не имеет теоретической подготовки. И это — верно.

Ленин справедливо напоминает, что учение социализма выросло не из пролетарского сознания, а как результат эволюции мысли интеллигенции, имущих классов. Из этого следует, что социализм, воспринимаемый как идеология пролетариата, соответствует не тому, к чему стремится пролетариат, а тому, в чем социалистическая интеллигенция видит его «объективные интересы». Так почему же такая идеология должна считаться пролетарской? Потому что в существующем обществе пролетарии бедствуют, и социализм предлагает уничтожить условия этого бедствования. Но в новом обществе перестанут бедствовать представители всех слоев малоимущих.

Суть разногласия Ленина с правыми социал-демократами — «поднимать рабочих до революционеров» или «опускаться непременно самим до "рабочей массы"»32. Следовательно, рабочий не является альфой и омегой марксизма. Рабочий класс является «могильщиком капитализма» лишь постольку, поскольку он поднялся до осознания марксистских истин. Он — средство осуществления марксистского проекта, который (в соответствии с идеями Маркса) соответствует интересам как рабочего класса, так и подавляющего большинства трудящихся.

Следовательно, если для совершения революции не хватает сил пролетариата, можно организовать и более широкие плебейские, полу-крестьянские массы. Важно лишь, чтобы центральную роль в коммунистическом движении продолжало играть пролетарское ядро.

Но, сближаясь с настроениями пролетарской стихии как практик, Ленин противостоит ей как носитель марксистского проекта. Он не может усомниться в том, что марксистское учение соответствует интересам рабочего класса в принципе. Нужно найти нечто в пролетариате, что препятствует осознанию им своих подлинных интересов. И это — как раз стихийность, которой нет места в плановом нетоварном обществе. Стихийный, не организованный партией пролетариат не может осуществить свою миссию. Его размывает мелкобуржуазная среда, его сознание — и то еще мелкобуржуазно. Раньше считалось, что уже капитализм, сама фабричная система делает пролетариев организованными. Но Ленин считает это совершенно недостаточным. Все зависит от партийной организационно-просветительской работы. Ленин видит в агитации работу, «сближающую и сливающую воедино стихийно-разрушительную силу толпы и сознательно-разрушительную силу организации революционеров»33. Таким образом, именно эта организация, объединяющая не просто рабочих, а «сознательных рабочих», становится представителем пролетариата на общественной арене. Так выстраивается модель «пролетарской революции»: организация рабочего класса (марксистская интеллигенция + сознательные рабочие) руководит всем пролетариатом, а от его имени — также революционной частью крестьянства. От партии исходит организованность, которая все глубже проникает в тело стихии, и не дает этой стихии (даже союзной) размыть организованное ядро (формально-пролетарское).

Несмотря на свою критику стихийности, Ленин в 1917 г. покажет себя мастером управления стихийными настроениями. И здесь нет противоречия. Пока оппоненты Ленина в социал-демократическом движении критиковали его за боязнь стихийности, Ленин выстраивал организацию, которая будет способна этой стихией управлять. Ленин понимает, что революция — это стихия. Но он считает, что революция может быть успешной только тогда, когда этой стихией управляют и могут воспользоваться не только буржуазные элиты, но и «представители пролетариата».

Выдвижение ленинской модели коммунистического движения предлагало выход из стратегического тупика, в котором оказался Второй социал-демократический Интернационал. Теперь социал-демократии предстояло выбирать между дорогами Бернштейна и Ленина, и найти третий путь было все труднее.

Правая социал-демократия находит союзника в социал-либерализме и буржуазном модернизме (поддержка буржуазного прогресса, пока он не выработает своих возможностей), а левая — в крестьянстве, бунтующем против капиталистической экспансии, и национально-освободительном движении народов «периферии». Первый путь ведет к угасанию социалистического движения в социал-либерализме, к снятию цели, а второй — к подмене цели социализма задачей, которая стоит перед обществами «периферии» — индустриальной модернизацией. Это оттесняло на обочину те социалистические течения, которые скептически относились к индустриальному прогрессу, и в то же время делало пролетариат не столь важным элементом революции, как в классическом марксизме. Функции пролетариата могут выполнять и носители «пролетарского» учения, опирающиеся на более широкий и размытый антиимпериалистический социальный фронт, заинтересованный в модернизации. Модернизация — задача национальная, что позволило большевикам после завершения «натиска» 1917–1922 гг. сменить приоритеты, заняться строительством «социализма» (на деле — индустриальной этократии, социального государства) в одной стране.

Запад уходил вправо, от коммунизма Маркса к социал-либерализму Бернштейна, а Восток, нуждавшийся в форсированной модернизации, нашел новую надежду в ленинском марксизме, в коммунистическом движении.

Организационные споры, наложившись на межличностные отношения, вызвали раскол на большевиков и меньшевиков на II съезде РСДРП в 1903 г. Оба течения выступали за централизм и демократию, но большевики делали акцент на первом, а меньшевики — на втором, отождествляя при этом демократию и плюрализм.

Разногласия между большевиками и меньшевиками заключались в степени внутрипартийного централизма и радикализма. Меньшевики видели опасность ленинского централизма в том, что он может привести к перерождению в авторитаризм. Но меньшевики не собираются отказываться от централизма вообще. Мартов тоже выступает за «централизованную организацию»34. Чтобы не возобладал «формально-бюрократический принцип» организации, нужно, чтобы центральные органы партии находились под давлением «партийного "общественного мнения"»35. Партия должна состоять из активных людей, которые постоянно давят на аппарат, заставляют его работать в соответствии со своими требованиями. Впрочем, такое давление актива на верхи партии было и у большевиков.

Централизм должен быть демократическим. Но и Ленин выступает за демократический централизм. Так в чем же разногласие? В текущей практике, когда Ленин, подобно фабричному менеджеру пытается избавиться от болтунов, а меньшевики пестуют плюрализм мнений? Но и те, и другие стремятся решить одну и ту же проблему: как создать эффективную политическую организацию (что с их точки зрения предполагало централизм), сохранив в то же время демократию и равноправие членов. Партия должна действовать как единый организм, который в то же время будет состоять из самостоятельных активных клеток. Но чем больше нагрузка на организм, тем меньше возможностей для автономии клеток.