В предисловии к книге Хорста Гроссмана есть такие строки: «Прошло более полувека после ее окончания (битвы за Ржев. — Б.Г.). К сожалению, правды о Ржевской битве до конца не сказано… Военные историки молчат…» Честные и искренние слова, наполненные болью за свой многострадальный город.

Молчат о Ржевской битве, и не только о ней. Многие сражения-«сироты» не попали в «Пантеон славы» «Легендарной и Непобедимой», воздвигнутый российскими историками еще в 50–60-е годы. Поразительный факт. В четырехтомнике о Великой Отечественной войне, выпущенном в Москве (2001 г.), попробуйте отыскать правдивые строки о Крымской катастрофе, о драматических боях под Харьковом, о ржевской «мясорубке», о сдаче Киева и гибели целых армий и др.

Одна из причин столь нелепого упорства состоит в нежелании отказаться от фальшивой, с благословения властей, так называемой официальной истории Великой Отечественной войны, написанной в сталинский, хрущевский и брежневский периоды. Наконец, нежелание затронуть имя И.В.Сталина и прославленных советских маршалов и генералов. Между тем разве они сами не обязаны были рассказать правду о том, «как фактически все происходило». Не рассказали. И Жуков, и Конев, и Лелюшенко — главные военачальники в битве за Ржев — в выпущенных ими позднее мемуарах постарались ловко обойти весь неприятный для них период своей боевой биографии: поражения, убийства — только так это можно назвать — десятков тысяч солдат и офицеров, на Ржевско-Вяземском плацдарме. В то же время нет ничего менее логичного, чем история, из которой насильственно изымаются, по требованию правящей власти, те или иные события и факты. Восстановить правду не так-то просто, особенно много лет спустя.

Произошло невиданное доселе событие. Старая истина гласит — историю пишут победители. Надо же: Россия отказалась от реальной истории Отечественной. Побежденные, да и не одни они, стали восстанавливать историческую правду войны на Востоке.

После войны рассказывали, что, став в 1955 году министром обороны, Г.К.Жуков открыл зеленую улицу бывшим военачальникам и историкам по созданию отечественной военной историографии. При Генеральном штабе были созданы творческие группы под руководством известных генералов для разработки трудов, обобщающих опыт крупнейших военных операций. После мерзкого изгнания Н.С.Хрущевым Жукова со всех постов и отправки маршала в отставку историки принялись создавать в новом виде официальную историю войны… «Что они сочинили, — писал Г.К. Жуков, — читать невозможно. Ее надо писать заново». Заново писать не выходит вот уже сколько лет!..

На основе «сотворенной» официальной, фактически политической истории почти за шесть десятилетий после окончания войны в России напечатаны горы книг: фундаментальные многотомные труды, энциклопедии большие и малые, монографии, учебники, справочники, на которых выросло несколько поколений советских людей, офицеров…

Между тем хорошо известно: любая полуправда опаснее лжи. Ибо ложь всегда легче распознать, чем полуправду. За все послевоенное цензурное время, а его могущество продолжалось более 40 лет, помню лишь единственный, случайный прорыв: попытку рассказать правду о трагическом 1941 годе. То была известная книга Александра Некрича «1941, 22 июня», наделавшая много шума. После выхода книги в 1965 году талантливого ученого-историка изгнали со службы, а затем выдворили из страны.

Вернемся в 40-е годы. Фактически вернулись с войны очень немногие. И уцелевшие ветераны, вступившие в огненную лаву в 18–19 лет, а некоторые и раньше, с гордостью и горечью надевали свои боевые ордена и медали в День Победы. О них сказал поэт:

Это правда: вас осталось мало,

Но зато и нынче вас не счесть.

Как там ни крутило, ни ломало,

Но на свете все-таки вы есть.

Это правда: вас осталось мало

По сравненью с силой той живой,

Что когда-то молодая встала,

Защищая Родину собой.

Целую когорту молодых писателей захватила военная тема. Их книги зачитывали до дыр, передавали из рук в руки «на одну ночь», их переводили на иностранные языки. Мир узнал новые имена: Эммануила Казакевича, Виктора Некрасова, позже Василя Быкова, Виктора Астафьева и многих других. Всех не перечислить! Но не только профессионалы выступали со своими произведениями. Многие участники войны, навек потрясенные пережитым, делились воспоминаниями о том времени.

Как не вспомнить пронзительные строки поэта Юрия Левитанского:

Но что с того, что я там был

В том грозном быть или не быть?

Я это все почти забыл,

Я это все хочу забыть.

Я не участвую в войне,

Она участвует во мне…

И отблеск Вечного огня

Дрожит на скулах у меня.

Уже меня не исключить

Из этих лет, из той войны.

Уже меня не излечить

От той зимы, от тех снегов,

И с той землей, и с той зимой

Уже меня не разлучить.

До тех снегов, где вам уже

Моих следов не различить.

В 1946 году вышла в свет солдатская книга-повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Через год напечатана знаменитая повесть Эммануила Казакевича «Звезда». Издание этих книг стало событием в общественной и литературной жизни страны.[117]

Печать уверяла фронтовиков, рвавшихся к перу, чтобы рассказать правду о войне, мол, дескать, народ от войны устал, измучен, надо оставить его в покое.

Молодые писатели-фронтовики в ответ на идеологическое «кваканье» партийных и литературных чиновников, в противовес официальным писателям — Павленко, Грибачеву, Полевому, Кочетову, вступили в схватку за правду. Их голоса звучали в рабочих клубах, в студенческих аудиториях. Как-то очень быстро родилась целая плеяда фронтовых поэтов. И каких! Семен Гудзенко, Александр Межиров, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Юлия Друнина…

В 1945 году Семен Гудзенко решительно ответил партийным и литературным чиновникам в своем стихотворении «Мое поколение»:

Нас не нужно жалеть,

Ведь и мы никого не жалели…

В те годы по субботам актовый зал Полиграфического института на Садовой улице, д. 4 был набит битком. Сидели в креслах по двое, на подоконниках, на сцене, на полу в проходах.

Поэты вставали со стульев, расположенных в глубине сцены, один за другим и читали стихи, от которых захватывало сердца. Семен Гудзенко, крепкий, высокий, в выцветшей гимнастерке, казалось, только что вышедший из окопа, прочитал три стихотворения: «Мое поколение» (это о нас! — Б.Г.) и дальше звучит стих «Перед атакой» и символическое — «Мы не от старости умрем»… (С.Гудзенко скоро умер от фронтовых ран. — Б.Г.)

Поднимается и выходит на край сцены Александр Межиров. И звучит его голос: «Я сплю, положив под голову Синявские болота, а ноги мои упираются в берега Невы…»