коня, но одна пустынная местность сменялась другой, бескрайней, и так изо дня в день.

Изнуренный путник остановился у источника, дабы смочить свои растрескавшиеся губы, но едва он склонился над водой, как из чащи выскочил лев и набросился на его коня. Симустафа выхватил саблю, одним ударом отрубил зверю голову, и та скатилась к его ногам. Конь заплясал от радости, а царевич, исчерпав последние силы, упал на траву почти бездыханный. В этом положении его и застала царица джиннов.

Увидев, каким опасностям подвергся Симустафа из-за злобных происков Бахлисбула, Сетель Педур Джинатиль, охваченная жаждой мести и любовью, на мгновение растерялась, но любовь оказалась сильнее: царица устремилась на землю и отчаянными ласками вернула к жизни возлюбленного, на челе которого уже лежала печать смерти.

Ей не понадобились никакие чары, кроме любви, и вскоре вновь засветились очи, чей блеск был ей дороже всего на свете. В порыве радости царица принялась их целовать. Сознание и дар речи вернулись к Симустафе, он обнаружил себя в объятиях той, к кому тщетно взывал совсем недавно, ибо по беспечности своей забыл о волшебном перстне и ларце. Однако поцелуи мешали его губам выговорить слова благодарности.

— Я тебя прекрасно понимаю, — сказала ему ласково царица. — Но прежде всего давай подумаем о восстановлении сил твоих и здоровья.

С этими словами она поднялась, отломила веточку от первого попавшегося куста, очертила ею вокруг Симустафы круг, разыскала поблизости необходимые травы и произнесла слова, которые прибавили растениям недостающие им свойства. В то же мгновенье индийский царевич почувствовал в себе решительные перемены и чуть погодя воспрял душою и ощутил, как прежние силы вернулись к нему. Он встал на ноги и прижался губами к рукам спасительницы. Симустафа хотел и не мог выразить толком переполнявшие его чувства, но от этого речь его беспорядочная показалась той, кому она предназначалась, лишь слаще, невзирая на то, что в словах царевича прозвучало живейшее беспокойство об Ильсетильсоне.

— Не волнуйся, мой дорогой Симустафа, — молвила царица, — я тревожилась лишь о тебе, когда ты попал в беду, и боялась оставить свой дворец из-за заговоров тех, кто мог выступить с подмогой врагам твоим. Думаю, твоя жена всё время находилась рядом со своею матерью, кроме того, при ней — говорящая птица, подаренное мною умнейшее создание, которое должно было ее утешить. Ее советы никогда не докучают, потому что она немногословна и говорит только правду. Теперь ты полностью пришел в себя, и мы можем отправиться в мой дворец. Тебе нужно подкрепиться после столь долгого голодания, а потом я провожу тебя к твоей любезной жене.

Царица приказала своей колеснице приблизиться к земле. И вот три облака, переливавшиеся всеми цветами радуги, опустились и образовали два кресла, что были удобнее любой софы, какую только можно вообразить. Сетель Педур Джинатиль и царевич сели. Симустафа забеспокоился о своем скакуне, но повелительница догадалась о его опасениях и предупредила его желания: спасенный царевич увидел, как его конь взмывает вверх на золотых крыльях и летит рядом с облаками, на которых расположились влюбленные.

По дороге Симустафа хотел рассказать царице о том, что с ним приключилось, но Сетель Педур Джинатиль прервала его:

— Я знаю, сколько коварства и злобы обрушили на твою голову недруги и какие страдания выпали на твою долю. Давай сейчас забудем о подстроенной тебе ловушке. Мой дорогой Симустафа, с великой радостью я осталась бы с тобою здесь, посреди природы, если бы тем самым не ранила два сердца, чье счастье для меня важнее моего собственного блаженства. Лучше расскажи мне о своей любви, забыв о чужом вероломстве и даже о мести.

— Как не забыть, — воскликнул царевич в порыве страсти, — когда рядом со мною самое прекрасное создание на свете, которое заслуживает поклонения, но довольствуется просто любовью, могущественная волшебница, что делает добро и жертвует собою ради счастья моего и Ильсетильсоны!

Облака зависли у входа во дворец. Симустафе подали в изысканных чашах крепкие и душистые настойки самых приятных оттенков, они укрепили и подготовили его желудок, не перегружая, и царевич почувствовал, как к нему вернулся аппетит.

— Теперь отправимся к Ильсетильсоне, — предложила царица джиннов. — Мы возьмем с собою эти яства и поужинаем вместе с нею, она попробует их и насладится их вкусом. Нет ничего, что я не хотела бы разделить с нею, я отдала бы царевне даже половину своей власти, если бы придавала ей хоть какое-то значение.

— Хорошо, — согласился Симустафа. — Но прежде объясни, почему ты так мало ценишь власть, которая дает тебе так много?

— Пойдем, сядем в колесницу, — ответила Сетель Педур Джинатиль. — Я скажу тебе, почему, но только так, чтобы никто не слышал… Потому, что она не позволяет мне стать женою того, кого я люблю всем сердцем.

Говорящая птица взяла на себя труд предупредить Ильсетильсону о возвращении Симустафы. Только Зобеида вышла из покоев царевны, как прелестное создание защебетало:

— Симустафа! Симустафа!

— Симустафа? — удивилась Намуна. — Что ты говоришь, моя дорогая птичка?

Но маленькая болтунья повторяла без умолку только одно:

— Симустафа! Симустафа!

— Где он? Где? — Старая нянька помчалась как сумасшедшая к главным воротам дворца.

Тем временем долгожданный Симустафа явился через окно и попал прямо в объятия Ильсетильсоны, которая оросила его слезами и покрыла поцелуями. Царица джиннов тоже обняла царевну, а птица захлопала крыльями и закричала:

— Ура! Ура! Ура!

Когда первые восторги поутихли, дружная троица села, и начались рассказы. Иногда все говорили разом, и можно было подумать, что они не виделись целую вечность. Наконец накрыли на стол. Счастье их было так велико, что, даже если бы во дворце халифа чего-то не хватало, они бы и не заметили.

Намуна вернулась после своей бесполезной беготни и, услышав шум, прижалась к дверям ухом.

— Входи, моя дорогая, входи! — крикнула ей Сетель Педур Джинатиль, ничуть не возмутившись любопытством старой няньки. — Ты хочешь на меня посмотреть?

— Да, моя госпожа, и я вижу, что ты столь же добра, сколь красива.

— Ты очень любезна, Намуна, и я хочу сделать тебе какой-нибудь подарок.

— Ах, чудесная моя, ты всё можешь, и тебе не составит труда осчастливить меня: верни мне молодость.

— Нет, есть кое-что поважнее молодости. Попроси доброго здоровья, а моя говорящая птица раскроет тебе его секрет.

— Спи! Спи! Спи! — засвиристела птичка.

— Этот секрет мне давно