Бак надеялся, что Хлоя сейчас скажет, что она готова сейчас же выйти замуж и последовать за ним куда угодно. Время все шло и шло, а он все еще не мог принять окончательного решения.

* * *

— Лично я готова, если он решился, — сказала Хлоя Рейфорду. — Но первой я не скажу ни слова.

— А почему нет? — спросил Рейфорд. — Мужчинам нужно подавать сигналы.

— Я уже подала все необходимые сигналы.

— Но теперь-то ты держала его за руку?

— Папа!

— Ты хоть поцеловала его?

— Комментариев не будет.

— Но это означает «да».

— Я тебе уже сказала, ему были даны все необходимые сигналы.

* * *

Бак всегда помнил, как он впервые поцеловал Хлою. Это произошло год тому назад, когда он выезжал на машине в Нью-Йорк. Карпатиу купил тогда «Умом» наряду со многими другими изданиями, способными выдерживать конкуренцию. Для Бака возможности продолжать заниматься профессиональной деятельностью резко сузились. Он мог бы попытаться с риском для себя распространять свои материалы через Интернет, но надо было каким-то образом зарабатывать на жизнь. Брюс, который все реже бывал в церкви из-за того, что разъезжал по всему миру с миссионерскими целями, советовал ему остаться в «Глобал уикли» даже после того, как газета стала называться «Глобал Коммунити уикли».

— Я надеюсь, что когда-нибудь мы сможем ее снова переименовать, и она станет просто «Уикли».

Как и отец Хлои, Бак отказался от себя, чтобы делать для Бога все, что было в его силах, но он скрывал свою принадлежность к числу верующих. Карпатиу лишил бы его даже того минимума свободы и объективности, которыми он все еще располагал, если бы узнал об этом.

В тот последний вечер в Чикаго они вместе с Хлоей упаковывали его вещи. Он собирался отправиться в дорогу в девять и добраться до Нью-Йорка марафонским пробегом. Занимаясь упаковкой вещей, они то и дело повторяли, как им тяжело расставаться, как они будут скучать друг без друга, как часто будут друг другу писать.

— Я хотел бы, чтобы ты поехала со мной, — вдруг сказал Бак.

— Да, это было бы неплохо, — откликнулась она.

— Когда-нибудь, — уточнил он.

— Когда-нибудь, это когда?

Но Бак не клюнул. Он понес коробку в машину, проходя мимо нее, в то время как она завязывала другую. По ее лицу текли слезы.

— В чем дело? — спросил он, остановившись и утирая ее слезы. — Как бы и мне не начать плакать вместе с тобой.

— Ты никогда не скучаешь по мне так, как я по тебе, — ответила она, пытаясь продолжить свою работу и не обращая внимания на то, что он стоял совсем близко, касаясь ее лица.

— Перестань, — прошептал он. — Подойди ко мне.

Она поставила коробку на пол и выпрямилась. Бак обнял ее и притянул к себе. Его руки оказались у нее на плечах, а она уткнулась лицом в его грудь.

Они и раньше иногда прикасались друг к другу — иногда гуляли, держась за руки, иногда он брал ее под руку. Проявляя свою любовь, они никогда не говорили об этом вслух и заранее решили не плакать при расставании и ничего не обещать друг другу.

— Мы будем видеться часто, — сказал он. — Ты ведь приезжаешь на свидания с отцом, когда он пролетает через Нью-Йорк. А у меня есть причины бывать здесь.

— Какие такие причины? Ведь Чикагское бюро закрывается.

— По этой вот причине, — сказал он, еще крепче обнимая ее. Она снова стала плакать.

— Прости меня, — с трудом проговорила она. — Это становится слишком тяжело.

— Я понимаю.

— Нет, ты не понимаешь, Бак! Ты не можешь утверждать, что ты так же волнуешься за меня, как я за тебя.

Бак уже думал о том, как он поцелует ее первый раз. Он надеялся, что когда-нибудь, в конце вечера он просто коснется губами ее губ, пожелает ей доброй ночи и убежит. Ему не хотелось в этот первый раз встретиться с ее реакцией, не хотелось повторения поцелуя. Это должно было стать чем-то особым и очень значительным, но вместе с тем коротким и непритязательным, на чем они могли бы строить свои отношения потом.

Но сейчас он хотел, чтобы она знала о его чувствах. Бак испытывал досаду на самого себя за то что, умея хорошо писать, он не был способен сказать ей, как много она для него значит.

Он слегка отступил и взял ее лицо в свои руки. Сначала она сопротивлялась, пытаясь снова спрятать лицо у него на груди, однако он настаивал, чтобы она посмотрела на него.

— Я не хочу, чтобы ты так говорила со мной.

— Но, Бак, это ведь так и есть… Он наклонил голову, так что его глаза оказались совеем близко от ее глаз.

— Никогда больше не говори так! — сказал он. — Ты слышишь меня? Не предполагай этого, даже не думай об этом. Ты не можешь переживать за меня больше, чем я. В тебе — вся моя жизнь. Я люблю тебя, Хлоя. Неужели ты этого не знаешь?

Бак почувствовал, что она буквально отпрянула от него, когда он сказал о своей любви. Ее слезы потекли но его рукам. Она заговорила:

— Как я…

Бак буквально поглотил своими губами ее губы, не давая ей продолжить. Это совсем не было похоже на легкое касание. Она подняла руки, обвила ими его шею и крепко прижималась к нему, пока они целовались.

Потом она быстро отступила и прошептала:

— Ты сказал это только потому, что уезжаешь и… Бак не дал ей закончить фразу новым поцелуем. Спустя мгновение он коснулся кончиком носа ее носа и сказал:

— Больше не сомневайся в моей любви. Обещаешь?

— Но, Бак…

— Обещай!

— Обещаю! Я тоже люблю тебя, Бак.

* * *

Рейфорд не уловил того момента, когда уважение и восхищение Амандой Уайт перешло в любовь. Она все больше нравилась ему, он стремился все чаще видеть ее. Постепенно они стали чувствовать себя уютно и спокойно в обществе друг друга, привыкли касаться друг друга во время разговора, браться за руки, обниматься. Но когда Рейфорд понял, что скучает по Аманде, не видя ее всего лишь сутки, что не может не позвонить ей, когда полеты разлучают их на несколько дней, он осознал, что зреет что-то серьезное.

Она поцеловала Рейфорда первой. Дважды, когда он возвращался в Чикаго после нескольких дней отсутствия, Аманда при встрече обнимала его и чмокала в щеку. Ему это понравилось, но он чувствовал некоторое смущение. Но когда он в третий раз вернулся из такого путешествия, она просто обняла его, а поцеловать не пыталась.

Это было весьма кстати. Он заранее решил, что если она попытается поцеловать его в этот раз, он повернется и подставит губы. Рейфорд привез ей из Парижа подарок-дорогое ожерелье. Не дождавшись поцелуя, он сам обнял ее и сказал: «Подожди минуту».

Когда пассажиры и команда прошли мимо них в коридор, Рейфорд усадил Аманду рядом с собой. Было неудобно из-за разделявшего их подлокотника. Оба они были тепло одеты: Аманда в шубе, а он в форменной куртке на меху. Он вытащил из своей полетной сумки коробку с подарком.