пути Эйра с некоторым волнением касалась своего живота. Она уже ходила без бинтов, но всё равно не хотела повторения случившегося. Морай очень характерно описал ей, что будет, если она не соблюдёт время восстановления и это превратится в хроническую проблему при поднятии любой тяжести; а ей нельзя было отказываться от тяжестей.

Но то, что она услышала от Трепетной, напугало её куда больше.

«Я привыкла к тому, как толпы набрасываются на меня с проклятиями и требованиями, и желают только одного — смерти жестокого маргота», — вспоминала она. — «Роза-Певица тоже надеялась на это; она не раз заговаривала о том, что уличная преступность — это попущение Морая. Когда она примкнула к остальным неупокоенным в этом желании, это не показалось мне слишком уж странным. Но пора признать правду. Это уже не первый раз, когда требование доносится из уст души, совершенно не знавшей Морая и даже не упоминавшей его при жизни. Будь это Трепетная, она пожелала бы смерти кому угодно — хоть Шаду, хоть Печальной, хоть Почтенной — но марготу? Да ещё и с такой яростью? Мне начинает думаться, что это была не она. Что всё это — не они».

Эйра хотела прикусить себе палец, но по привычке одёрнула себя сама, будто боясь хлопка веером Почтенной по макушке. И сама себе покачала головой.

«Голоса сливаются в единый хор, и устами забытых глаголит сам Схаал — вот что я помню из учений в монастыре», — признала она. — «Неужели так Бог Горя передаёт мне свою волю?»

На душе стало неспокойно. Она привыкла думать, что это всё каприз множества мстительных душ, коих было немало среди жителей Брезы. Устремляясь в едином порыве, они притягивали к себе остальных, как бурный весенник поток. Но если всё было иначе? И то была воля Схаала?

Однако ж если это было требованием её бессмертного жениха, то почему они выбрали для этого её? Потому ли, что она одна слышит?

«А может, меня не просто так привело к марготу — всё, лишь бы я сумела сделать это?» — осенило её. — «Я могла исполнить эту мольбу ещё там, на погосте у Кирабо. Но я думала, они просто многого хотят; однако теперь… теперь, кажется, я поняла».

Эйра скрестила пальцы и нервно уставилась прямо перед собой.

«Если это так, и таково твоё желание, Бог Горя, я выполню его. Но… я должна быть уверена».

***

В обустроенной Мальтарой гостиной второго этажа проводилось необычное собрание. Как правило Морай общался со своими соглядатаями да командирами, но сегодня у него вышел почти что великий совет, как у коронованного диатра. За столом сидели практически одни знатные лица.

Председатель торговых гильдий и главный контрабандист Брезы, господин Мавлюд из Арракиса. Он был полноват, но юрок, и у него были большие блестящие глаза и бакенбарды. Он постоянно потягивал свой правый ус и хитро прищуривал левый глаз, в котором носил монокль.

Сенешаль и нобель Шакурх Натра, следящий за порядком в городе и контролирующий исполнение марготских законов. Молчаливый, он был невысокого роста, но столь крепок и непоколебим, что всякий побаивался его. Особливо потому, что в качестве украшения он носил цепи, символизирующие его власть над палачами и стражами порядка.

Генерал Шабака с широкими плечами и высоко поднятым подбородком. Престарелый, но очень мудрый нобель, на самом деле он носил имя Арчибальд, но все знали его по гирритской фамилии, что на гирре звучала аккурат как название зверя.

Бандит Зверобой, возглавлявший собственную банду численностью в семь сотен отборных головорезов. Он носил тигриную шкуру через плечо, косматый, будто дикий зверь, и характерно ковырялся ножом между больными зубами. Этот человек был хорош в бою, но ещё лучше — в управлении. Он как никто понимал, чего хочет чернь, чего она боится и чего жаждет.

Сэр Исмирот Хаур — которого, на самом деле, лишили шпор и право называться сэром за убийство брата Ганнара. Он ростом не уступал Зверобою, но лицо у него было куда более лукавое. И для этого собрания разоделся он формально, в расшитый алыми звёздами пурпуэн, подобный кафтану с пышными плечами; и пригладил к затылку вечно топорщившиеся тёмные волосы. Раньше они с Мораем на таких сборищах стреляли глазами друг в дружку, развлекаясь своей запретной связью. Но, как и со всеми любовными интересами Морая, связь эта вскоре распалась сама собой.

И, наконец, главный участник действа — Дурик, шут в звенящем бубенцами колпаке. И в наряде, шитом разноцветными — красными, жёлтыми, фиолетовыми и голубыми — ромбами. Он покачивался на своём стуле, но глядел всё так же серьёзно своим хищным лицом со впалыми щеками.

Морай был одет по-домашнему, в янтарно-рыжую котту и распашной плащ с оторочкой. Он смотрел на свой совет любовно, почти с умилением. Ещё издавна он прозвал этот сбор Сходбищем — примерно как тот особый вид конной стычки «все против всех» на городских праздниках. Праздники были для Брезы явлением редким, но всякое случалось на веку Города Душегубов.

— Итак, господа, — неспешно произнёс маргот. — Моё решение вы знаете. Мы встаём в оппозицию Иерофанту его же методой — прикрываясь именем одного из богов. И я, пускай и не уверен, сколько ещё Скара будет жить, я буду действовать без оглядки на это. Поэтому, для поддержки этой линии, мне нужна невеста.

Он обвёл их взглядами. Мавлюд характерно фыркнул — он был один из тех, кто женитьбу предлагал много и часто, пока ему не надоело года два тому назад. А Морай продолжил:

— Как известно, королевство Гангрия вошло в Конгломерат лишь на неполных условиях. Иерофант им как кость в горле. Они ценят своё право доа и весьма принципиальны. Но и лорды помельче есть такого же пошиба. Дочери, сёстры таких лордов — вот кто мне нужны.

И он хлопнул по столу обеими руками, а затем уставился первым на Зверобоя.

— У тебя не спрашивать?

— Э, да, — рыкнул Зверобой в ответ. — Я бы женился на Леди Лезвие из Маята. Говорят, она взламывает любые замки и ножи метает метко, как никто. Но вам не это нужно, маргот; а я в ледях ничего не понимаю.

«Я слышал о ней, и, по-моему, она ещё и работает на нобеля Куолли».

Он перевёл взгляд на Исмирота.

— В Рэйке осталось лишь одно семейство, что ещё скрипит вокруг да около договора — это моя родня, Хауры, — сверкнув золотыми зубами, произнёс он. — Я так понял, Астралинги придержали у себя Рубрала, сведя его с Наали. Поэтому мой батенька,