— Там, за беседкой, аллея… — Она перешла на шепот, и шепот звучал все тише и тише. — Пойдешь… до конца… Не сворачивай… Не оглядывайся… Увидишь… свет… Иди… к свету… Там… тебе… помогут… Должны… помочь….Лео… милый Лео… Прости меня…

— Я хочу с тобой, Славия, я хочу с тобой! — Ничто в мире сейчас не могло бы расцепить мои руки, обнимающие, прижимающие, удерживающие Славию.

— Я тоже… хотела бы с тобой… Хотела бы… тебя… Лео… милый… Люблю…

Шепот превратился в шелест листвы. Заходящее солнце, застыв на месте, вдруг выбросило ослепительный пучок багровых лучей. Они ощутимо ударили мне в лицо, ослепляй, и перед глазами моими поплыли багровые пятна.

— Лео…

— Славия! Славия!

Я еще сильнее сжал руки — и почувствовал твердость камня. Сквозь мельтешение багровых пятен я все-таки сумел разглядеть то, что обнимал с отчаянием, удесятеренным безнадежностью и болью. Это была светлая мраморная колонна, своим плоским основанием упирающаяся в пол беседки. По верху колонны струились золотистые прожилки цвета волос Славии. Едва уловимо пахло летними соснами Альбатроса.

Я уперся лбом в холодный верх колонны — и холод камня начал неспешно перетекать в меня, подбираясь к сердцу.

Отдавая себе должное, скажу, что я очнулся от оцепенения очень быстро. Во всяком случае, так мне показалось. Еще звучал в моих ушах шелест ее слов, и она еще словно бы находилась здесь… уже невидимая… уже недоступная для меня… недоступная ни для кого! Но она еще была здесь…

Я сидел на жесткой деревянной скамейке, ловя пальцами пустоту. На месте Славии осталась пустота. Смутно помнилось, что была какая-то колонна, холодная колонна… Она исчезла, словно растворилась — и была ли колонна? Я не в силах был вернуть Славию, потому что здесь, в этом странном мире, действовали совсем другие законы. Она ушла… Она указала мне направление…

Я встал и вышел из беседки. Повернулся спиной к заходящему солнцу — бесконечно долго заходящему солнцу! — и сделал первый шаг по аллее, уводящей в далекие заросли.

Поначалу шаги давались мне с трудом — я не мог уйти от незримого образа Славии, — но потом зашагалось легче. Я был уверен, что вернусь сюда, я был уверен, что это не последняя наша встреча, и эта невесть откуда взявшаяся уверенность придавала мне силы и помогала шагать по длинной аллее. Я знал, что вернусь сюда, вновь вернусь сюда, в этот странный мир, и успею задержать мою Славию, успею остановить ее, пусть даже отдав за это собственную душу. Зачем мне душа… без нее, без моей Славии?

Кровь бурлила во мне, и я готов был бросить вызов всем темным силам этой Вселенной! В конце концов, разве не знал я заранее, кто мой враг?.. Я сумел вычислить его — значит, есть во мне что-то, отличающее меня от других людей?.. Ведь неспроста же являлись во сне черные треугольники, неспроста же я видел тo, что увидеть никак нельзя…

Я приближался к зеленой чаще, и боль отпускала меня; боль не просто становилась глуше — боль просто уходила, словно там, в глубине этой зелени, ждало меня избавление от всех моих бед, абсолютное излечение — навсегда, на веки вечные…

Пригнувшись, я вступил под сплетение ветвей. Невидимые птицы умолкли. Помня предупреждение Славии, я не оглядывался, пробираясь вперед сквозь заросли. Почему-то мне вдруг подумалось, что этот мир уже не будет утекать сквозь пальцы, потому что я стал тем фактором, который придал ему хоть некоторую устойчивость. Мысль пришла словно откуда-то извне, словно кто-то опять давал мне знание…

Долог был мой путь — и все-таки в глубине зеленой чащи я наконец-то увидел свет! Вспомнились отблески: багровый и золотистый…

Золотистый…

Вот он — золотистый отблеск!

Но нет, уже не отблеск это был — золотистое сияние разливалось вокруг, прекрасное сияние… Я утонул, растворился в нем…

И услышал негромкий, но очень отчетливый Голос.

— Ты пришел сюда, Леонардо-Валентин Грег, — произнес Голос.

— Да, я пришел, — ответил я, еще до конца не опомнившись и щурясь от этого золотистого сияния, залившего все вокруг. — Мне сказали, что здесь помогут, укажут путь назад.

— Может быть… — задумчиво произнес Голос. — Трудно сразу определить…

— У меня есть вопросы, — сказал я. Сияние уже не ослепляло, хотя и не стало более тусклым. — У меня множество вопросов. Смогу ли я получить ответы?

— Это зависит от вопросов. Спрашивай. Но учти — чем дольше ты будешь находиться в Преддверии, тем меньше шансов останется у тебя в дальнейшей досмертной жизни.

— Шансов на что?

— На жизнь. А их и так уже осталось немного.

Удар был чувствительный, но я почти не обратил на него внимания. В голове моей царил полнейший сумбур, я желал задать десять тысяч вопросов, спрашивать обо всем подряд, узнать все, что можно, и все, что нельзя… Я уже не успел бы выстроить вопросы в хоть какое-то подобие системы; нужно было просто постараться задать их как можно больше.

— Кто ты? — спросил я.

— Не каждая сущность обладает наименованием, — последовал незамедлительный ответ.

— Значит, ты сущность?

— Да. Моя безымянность не имеет никакого значения. Ты определил меня, как Голос — пусть будет так. Пусть я буду Голосом, хотя я вовсе не разговариваю с тобой.

Этого я и боялся. Самое худшее, если я общался с собственным подсознанием — тогда вряд ли стоит рассчитывать на получение истинных ответов. Быстрее, быстрее, не останавливаться, спрашивать!

— Каковы твои функции? Почему ты здесь? Почему намерен помочь мне?

— Ты пока посторонний в Преддверии, Леонардо-Валентин Грег. Пока… Тебе просто показывают, дают понять бесполезность всех твоих усилий. Я же нахожусь в другом месте, если это можно назвать местом… Чтобы не погружаться в сложности, возьмем простейшую аналогию: ты стоишь в углу помещения перед дырой. Сквозь дыру видны нижние помещения: одно, другое, третье. Сейчас ты возле такой дыры. Я же — вне Преддверия. Что касается функций, то они, скорее, присущи механизмам. Я не механизм, я Голос. В данном случае я отвечаю на твои вопросы. Если хочешь, можешь считать это моей функцией. А еще я постараюсь вывести тебя из Преддверия. Ты здесь посторонний, Леонардо-Валентин Грег.

Опять! Неужели я разговариваю с самим собой? Но тогда подсознательно я знаю гораздо больше, чем мог бы предположить.

И все-таки, а если?..

«Не медли с вопросами, Лео!» — подстегнул я себя, продолжая парить в золотистом сиянии (да, оказывается, я уже не стоял, а именно парил!)

— Ты сказал, Голос, что мне дают понять бесполезность моих усилий. Кто? Чья это дьявольская затея?

Я затаил дыхание в ожидании ответа.

— Ты сам знаешь, Леонардо-Валентин Грег.