Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важно! Ребенка принимают в теплые пеленки и, если необходимо, приступают к реанимации.
Как известно, нормально протекающая беременность продолжается в среднем 280 дней (или 40 недель), если считать с первого дня последней менструации. Переношенной называют беременность, которая продолжается на 10–14 дней дольше. При этом возможно пролонгирование (удлинение) физиологической беременности и истинное перенашивание. Пролонгированной считается беременность, которая продолжается дольше физиологической на 10–14 дней и заканчивается рождением вполне зрелого ребенка. При этом нет никаких признаков перенашивания и старения плаценты. При истинном перенашивании происходят изменения в плаценте (уменьшается количество околоплодных вод, при значительном перенашивании в водах появляется примесь мекония и воды становятся зеленоватого или сероватого цвета), а у малыша появляются признаки перенашивания: отсутствие первородной смазки на его теле, сухость и сморщивание кожи. Возрастает потребность крохи в кислороде, а плацента уже не может обеспечить доставку необходимого кислорода и других важных веществ. Пуповина при значительном перенашивании становится дряблой, уменьшается количество околоплодных вод. Все это приводит к ухудшению внутриутробного состояния ребенка, появлению хронической гипоксии (нехватке кислорода). При гипоксии может возникнуть расслабление сфинктера прямой кишки, в результате чего в околоплодные воды проникнет меконий. Он может попасть в легочные пути малыша, стать причиной легочных осложнений, поражений мозга и родовых травм.
Незадолго до родов день и час рождения старались особенно утаить. Даже родильную молитву упрятывали в шапку и только тогда относили священнику в церковь. Наши предки верили: рождение, как и смерть, нарушает невидимую границу между мирами умерших и живых. По этому такому опасному делу нечего было происходить вблизи людского жилища. У многих народов роженица удалялась в лес или в тундру, чтобы никому не повредить. И у славян рожали обычно не в доме, а в другом помещении, чаще всего – в хорошо истопленной бане. Домашние прощались с родильницей, сознавая всю опасность, которой подвергается ее жизнь. Родильницу укладывали около рукомойника и давали в руку кушак, привязанный к брусу полатей, – чтобы держалась. Во все время родов перед святыми иконами зажигали венчальные или крещенские свечи. В народном восприятии родов воротами, через которые из иного мира в мир людей приходит новый человек, выступает материнская утроба, причем чем шире эти ворота открыты, тем легче пройдут роды. Поэтому многие действия по облегчению родов были направлены на символическое открытие этих ворот – утробы. Чтобы материнское тело лучше раскрылось и выпустило дитя, считалось необходимым открыть все, что может хоть отдаленно напоминать настоящие ворота: двери, окна, печную трубу, сундуки. Операция открывания соотносилась также с развязыванием, сниманием, расстегиванием, расплетанием. Поэтому роженица и все ее домочадцы должны были снять с себя все украшения, расстегнуть все пуговицы, развязать все завязки и узлы, а также расплести косы. В особенности это касалось самих рожениц, которые непременно рожали с распущенными волосами. Бесспорно, психологически это помогало. Будущей матери обычно помогала немолодая женщина, бабушка-повитуха, опытная в подобных делах. Непременным условием было, чтобы она сама имела здоровых детей, желательно мальчишек. Кроме того, при родах нередко присутствовал муж. Теперь этот обычай возвращается к нам в качестве эксперимента, заимствованного за границей. Между тем славяне не видели ничего необычного в том, чтобы рядом со страдающей, испуганной женщиной был надежный, любимый и любящий человек. Мужу родильницы отводилась особая роль при родах: прежде всего он должен был снять сапог с правой ноги жены и дать ей напиться, затем развязать пояс, а после – прижимать колено к спине роженицы, чтобы ускорить роды. Бытовал у наших предков и обычай, сходный с так называемой кувадой народов Океании: муж нередко кричал и стонал вместо жены. Зачем?! Этим муж вызывал на себя возможное внимание злых сил, отвлекая их от роженицы! После благополучных родов бабушка-повитуха закапывала детское место в углу избы или во дворе. Сразу же после рождения мать касалась рта младенца пяткой и приговаривала: «Сама носила, сама приносила, сама починивала». Делалось это, чтобы ребенок рос спокойным. Сразу после этого повитуха перерезала пуповину, завязывала ее и заговаривала грыжу, закусывая пупок 3 раза и сплевывая 3 раза через левое плечо. Если это был мальчик, пуповину перерезали на топорище или стреле, чтобы рос охотником и мастеровым. Если девочка – на веретене, чтобы росла рукодельницей. Перевязывали пупок льняной ниткой, сплетенной с волосами матери и отца. «Привязать» – по-древнерусски «повить»; вот откуда повитухи, повивальные бабки. После заговаривания грыжи младенца мыли, приговаривая: «Расти – с брус вышины да печь – толщины!», обыкновенно мальчику клали в воду яйцо или какую-то стеклянную вещь, девочке – только стеклянную. Иногда в едва нагретую, чтобы не обжечь, воду клали серебро для очищения и чтобы ребенок рос богатым. Чтобы младенца не сглазили, мыли его первый раз в воде, слегка забеленной молоком, потом для богатства клали на вывернутый тулуп. Обмывая младенца, повитуха выправляла его члены – исправляла голову, которая обычно бывает мягкой как воск. Во многом от ее умения зависело, каким быть ребенку: круглоголовым, длиннолицым или вообще уродом. Обмывши младенца, пеленали его в узкий длинный свивальник и наголовник. Если боялись, что будет младенец беспокойным, пеленали его в отцовские порты. Чтобы младенец рос красивым и пригожим, покрывали его зеленой материей. Первое время младенца оставляли на свободе, и лежал он где-нибудь на лавке, пока не забеспокоится, не закричит и не попросит зыбки. Зыбка – это овальный ящик из луба, с донышком из тонких дощечек, сделать который должен был отец. Если роды происходили в избе, то отцу первому вручали младенца, и он укладывал его в зыбку, как бы признавая тем самым свое отцовство. Бывало, что младенца клали в колыбель – деревянную раму со слабо натянутым на ней холстом, так что получалось удобное углубление. И колыбель, и зыбку привешивали к очепу – длинному шесту, одним концом крепящемуся к потолку и совершенно свободно гнувшемуся вверх или вниз. Над самой зыбкой ничего не вешали, чтобы нечаянно не закрыть младенца от ангела. Детскую перинку набивали перьями, а чаще всего – сеном, покрывали холщовыми простынями, а младенца укрывали ситцевым лоскутным одеяльцем. Управившись с младенцем, повитуха давала родильнице выпить толокна, пива, потом парила ее в печи, правила ей живот и сцеживала первое плохое молоко. Если приходилось идти в баню, молодая мать оставляла в зыбке ножницы, а под зыбкой – веник, чтобы младенца не украла нечистая сила. Омовение в бане – обряд особый. Для него готовили чистое ведро и непитую воду, набранную обязательно по течению реки. Бабушка-повитуха лила воду через свой локоть и заговаривала молодую мать от укоров и призоров. После этого повитуха собирала воду в туесок, бросала в него 3 уголька из печи и трижды окатывала водой вначале каменку, а потом – дверную скобу, нашептывая при этом заговор-моление. После такого рода волшбы вода считалась заговоренной, и повитуха набирала ее в рот, брызгала в лицо родильнице и еще раз повторяла заговор от укоров и призоров. На другой день после родов к счастливой матери приходили соседки и знакомые с поздравлениями и приносили ей разные сладости на зубок. Через неделю, а иногда уже на третий день родильница возвращалась к своим обязанностям по хозяйству – но только после совершения очистительного обряда, известного как размывание рук. Если молодой матери приходилось выходить на работу в поле, то уход за новорожденным поручался пестунье из домашних – старухе, а чаще всего – маленькой девочке-сестричке.