Чуть поколебавшись, Филипп сделал шаг в сторону. Вернон схватил его за руку и потянул назад. Но Филипп покачал головой и сделал еще один шаг.

— Хаузер, ты будешь гореть в аду! — проревел Бродбент. Хаузер улыбнулся и навел на Филиппа автомат. Том отвернулся.

Но он не услышал выстрела и поднял глаза. Внимание Хаузера привлекло нечто, что находилось за их спинами. Том оглянулся и заметил, как мелькнуло что-то черное. По канату моста к ним приближался зверек. Это была обезьянка. Задрав хвост, она торопливо перебирала лапами. «Волосатик!» — узнал Том.

Радостно пискнув. Волосатик прыгнул к нему на руки. Только тут Том заметил, что к туловищу обезьянки привязана канистрочка размером почти с нее саму. В ней хранился керосин для их походной плитки. На алюминиевой стенке было написано:

Я сумею в это попасть

Том старался понять, что задумала Сэлли. Хаузер пригрозил автоматом.

— Ну-ка, всем успокоиться. Не шевелиться. Покажи мне, что принесла тебе обезьяна! Только медленно.

Том сразу понял, что за план сложился в голове Сэлли. Он отвязал от обезьяны канистру.

— Держи на вытянутой руке. Покажи мне, что это такое. Том поднял канистру.

— Здесь литр керосина.

— Выброси.

— На той стороне засел наш снайпер, — спокойно ответил Том. — И пока мы говорим, держит канистру на мушке. Ты ведь знаешь, насколько горюч керосин.

На лице Хаузера не отразилось ни тени беспокойства. Он просто поднял автомат.

— Хаузер, если она выстрелит в канистру, мост сгорит. Вы будете отрезаны от большой земли и навсегда останетесь в Белом городе.

Одна задругой проходили напряженные секунды.

— Если мост сгорит, вы тоже погибнете.

— Ты все равно собирался нас убить.

— Блефуешь?! — бросил Хаузер. Время шло, а его лицо оставалось непроницаемым как камень.

— Хаузер, она может попасть и в тебя, — сказал Том. Автоматное дуло вновь поднялось на уровень его груди. В этот миг в двух футах от сапога Хаузера в настил моста ударила пуля, и бамбуковые щепки брызнули ему в лицо. Звук выстрела донесся мгновением позже и прокатился через ущелье.

Хаузер поспешно опустил автомат.

— А теперь, когда мы установили, что это не пустая угроза, скажи своим солдатам, чтобы нас пропустили.

— И что дальше?

— Тебе останутся мост, гробница и кодекс. Нам нужны только наши жизни.

Хаузер повесил автомат на плечо.

— Согласен.

Том нарочито медленно нащупал оборванную вертикальную тягу моста и с ее помощью привязал канистру к основному канату.

— Скажи своим людям, чтобы дали нам пройти. Сам останешься здесь. Если произойдет что-то непредвиденное, снайпер выстрелит в канистру, и ты сгоришь вместе со своим драгоценным мостом. Ясно?

Хаузер кивнул.

— Не слышу приказа.

Хаузер сложил рупором ладони и крикнул по-испански:

— Эй, там! Пропустите их. Ничего им не делайте. Я их освобождаю.

Последовала долгая пауза.

— Я хочу услышать ответ.

— Si, senor! — донеслось с другого берега. Бродбенты начали двигаться по мосту.

Хаузер замер на середине моста, нехотя признавая факт, что снайпер — видимо, та самая блондинка, что явилась сюда вместе с Томом Бродбентом, — в самом деле держит его на мушке. Допотопное ружье, сообщили ему солдаты. Что ж, а она умудрилась с 350 ярдов положить пулю рядом с его ногой. Сознавать, что она смотрит на него в прицел, было неприятным и в то же время будоражащим чувством.

Хаузер покосился на привязанную к канату канистру. Дистанция до нее не превышала сотни футов. Снайпер находился в трехстах пятидесяти ярдах. Мост качается от восходящих потоков. Не так-то легко угодить в цель, которая перемещается в трех измерениях. Если задуматься, почти невероятный выстрел. За десять секунд он вполне добежит до канистры, сорвет ее с каната и кинет в ущелье. Затем повернется и бросится к другому концу моста, постоянно двигаясь и ускользая за пределы дальности поражения. Каковы шансы, что она в него попадет? Он будет нестись со всех ног по качающемуся мосту, сам перемещаясь в трех измерениях относительно линии прицела. У нее не получится удержать его на мушке. И к тому же она — женщина. Нет слов, эта женщина умеет стрелять. Но никакая женщина не способна на подобный выстрел.

Все надо сделать очень быстро, пока не скрылись Бродбенты. Ей ни за что не попасть ни в него, ни в канистру. Никогда.

Хаузер пригнулся и бросился к сосуду с керосином. В тот же миг перед ним щелкнула пуля, и вскоре докатился грохот выстрела. Промах! Все не так страшно, как кажется. Он уже протянул руку к канистре, но услышал шлепок — перед глазами распустился огненный цветок, и его опалило жаром. Хаузер отшатнулся назад и с удивлением увидел, как по нему побежали голубые огоньки: по рукам, по груди, по ногам. Он упал, перекатился на спину, стал извиваться, хлестать себя по руке, но сделался похож на пылающего Мидаса: к чему бы ни прикасался, все превращалось в пламя. Он бился, крутился, кричал и вдруг воспарил, как ангел, закрыл глаза и отдался долгому, прохладному, восхитительному полету.

Том обернулся как раз в тот момент, когда человек-метеор, в которого превратился Хаузер, соскользнул с моста и, оставив в клубах тумана безмолвный дымный след, навеки исчез в бездонной пропасти.

Вся средняя часть моста, где только что стоял Хаузер, была охвачена пламенем.

— Бегите! — крикнул Том. — Быстрее!

Поддерживая отца, они бросились изо всех сил к краю ущелья. Четверо солдат, которые охраняли мост с той стороны, поспешно отступали подальше от пожара, но по-прежнему блокировали путь на большую землю. Они явно растерялись: ощетинились оружием, но не знали, что делать. Последний приказ Хаузера повелевал пропустить Бродбентов, однако обстановка изменилась, и они не знали, как следовало действовать.

Командовавший группой лейтенант крикнул:

— Стойте!

— Дайте нам пройти! — бросил на бегу по-испански Том.

— Нет! Назад!

— Хаузер дал вам команду нас пропустить! — Том чувствовал, как сотрясается мост. Горящие канаты вот-вот не выдержат и оборвутся.

— Хаузер мертв. Теперь я главный, — ответил лейтенант.

— Мост горит! Ради Бога!

На лице teniente появилась улыбка.

— Горит. И что из того?

Словно в подтверждение этих слов, мост сильно подбросило. Тома, отца и братьев швырнуло на колени. Уронив в ущелье сноп искр, оборвался один из канатов. Натяжение ослабло, и настил распрямился, как полотно лучковой пилы.