– Боюсь, что только ты… – начал было Рене, но голос его застрял в сдавленном от волнения горле.

Девушка посмотрела на клинок. В её руке он словно налился тяжестью, а ржавчина на нём померещилась кровавыми разводами.

– Надо положить его на место.

Она быстро нагнулась, уже не осторожничая, просунула меч в тайник и закрыла его плитой. Потом сказала, не поднимая глаз:

– Я хочу уйти отсюда.

И с удивлением услышала в ответ:

– Я тоже.

ШИНОН

(4 марта 1429 года)

Шинон изо всех других французских городков, выросших возле крупных феодальных замков, выделялся своим особо «подчинённым» положением. Он располагался не «вокруг», не «перед», а «под». И чтобы попасть из городка в замок, нужно было преодолеть довольно крутой подъём по улице, начинавшейся от перекрёстка Гран-Карруа.

Улица эта, как перекладина креста, пролегала по центральной площади Шинона, где на углу, как водится, был возведен колодец, ступени которого служили первой остановкой для любого путника. Не объехала его стороной и Жанна, с той лишь разницей, что напоить коня и умыться самой ей толком не удалось: толпа, встречавшая её в городе, была огромна. Правда, в отличие от совсем уж провинциального Фьербуа, люди здесь вели себя более сдержанно. Большинство словно присматривалось, хотя и доброжелательно. Но раздавались в толпе и крики «Самозванка!», по громкости и нагловатости которых становилось ясно, что кричащим хорошо заплатили.

Нуйонпон на каждый такой крик готов был кидаться с мечом, однако Жанна его удержала: «Они имеют право сомневаться». Сама же, стараясь не обращать ни на что внимания, кое-как освежила лицо ледяной водой и, вскинув глаза на возвышающийся на холме замок, поинтересовалась – где ей можно найти приют до того времени, когда дофин соблаговолит за ней прислать?

Несколько горожан объяснили девушке, как доехать до постоялого двора и увязались следом, якобы показывая дорогу. Остальная же толпа разделилась. Кто-то остался, недоуменно пожимая плечами и думая про себя: «ничего особенного!»; кто-то сразу ушёл, удовлетворенный тем, что честно отработал выплаченное; но большинство, которое ожидало чуда и не желало от него отказываться, двинулось к постоялому двору, гадая, что же будет дальше?

Ещё из Фьербуа, вместо того, чтобы как следует выспаться, Жанна написала дофину письмо.

Очень длинное, очень подробное, потому что в нём она, как могла, пыталась объяснить, когда и как уверовала, что спасение Франции может прийти только от неё. Что воля Божия, сначала едва осознанная и ничем не подкреплённая, утвердилась в сознании благодаря Клод – этой чистой душе и подлинной Господней посланнице, которая так чиста, что не посмеет взять в руки меч. Но что она, Жанна, не просто готова воевать за дофина, но и может сделать это не хуже любого другого воина, потому что по воле Божьей училась этому с детства.

Девушка до рассвета просидела в полутемной комнатке капелланова дома, ругаясь на непривычные к подобной работе руки, которые, по её мнению, могли бы выводить буквы не так коряво. Но она старалась изо всех сил, потому что доверить тысячу раз продуманное обращение к дофину каким-то другим рукам уже не могла. Разве что Клод. Но та не умела писать…

Зато само это письмо Жанна начала именно из-за Клод!

Во время скромного обеда она заметила синяк на щеке подруги и оттащила её в сторону выяснять – в чём дело? Клод долго отнекивалась, но Жанна настаивала, и, в конце концов, стыдливо прикрывая ушиб, Клод была вынуждена рассказать, что, осматривая церковь, споткнулась, упала и ударилась щекой. Она надеялась, что расспросы на этом закончатся, однако Жанну провести было не просто. Во всяком случае, для Клод. Сразу заметив смущение и отводимые в сторону глаза, Жанна потребовала подробного рассказа и узнала-таки про меч. А узнав, переменилась в лице, чем-то став похожей на Рене, когда он увидел в руке Клод клинок.

– Это же знак, – прошептала Жанна. – Господь снова шлёт нам своё благословение! Меч Мартелла-освободителя! Помнишь? Падре Мигель нам о нём рассказывал?!

– Нет, – буркнула Клод, отворачиваясь.

Но Жанна, охваченная новыми мыслями, ничего уже не замечала!

– Воистину, Клод, тобой движет десница Божия! Мы должны снова достать этот меч! Я приеду к дофину с доказательством своей миссии – с мечом освободителем!

Но Клод внезапно схватила её за руку.

– Ты не должна ехать к нему с оружием в руках! Может быть, всё ещё обойдется… Может, хватит и одного твоего присутствия. Но, конечно, если дофин пожелает, чтобы ты вышла на поле боя, тогда – да… Тогда ты можешь послать кого-нибудь, чтобы меч снова достали… но только не теперь! Поверь мне, Жанна! Сейчас ты не должна!

Она смотрела так горько. И была словно напугана отказом, ещё не прозвучавшим. Хотелось ей возразить, сказать, что меч-символ не обязательно должен стать оружием! Но Жанна спорить не стала. Более того – хоть и с сожалением – отказалась всё же от своей затеи, решив, что прислать за мечом, действительно, можно и потом, ведь главное – явленный знак! Это уже свершилось, и никто этого не отнимет.

А потом решила написать письмо…

Рано утром один из лучников, приехавших с Рене, забрал обернутое грубоватым шнурком и запечатанное монастырской печатью послание, чтобы пуститься с ним в путь немедленно, опережая отряд, значительно выросший за счет солдат молодого герцога. И Жанна, которая считала, что составленное ею письмо убедительнее быть уже не может, чуть позже пустилась в путь нисколько не сомневаясь: в Шиноне, прямо у въездных ворот, её обязательно будут дожидаться люди, посланные дофином!

Увы… Хоть и говорят, что в мечту надо верить, но вера эта не всегда оправдывается. Или оправдывается не так, как виделось в мечтах.

В толпе, собравшейся встретить приехавшую Жанну, не было ни одного представителя от двора дофина. Как не было вообще никаких представителей власти.

Но девушка только упрямо тряхнула головой, отгоняя лёгкие надежды. Не так – значит, получится как-нибудь по-другому. Поэтому, добравшись до постоялого двора, сразу прошла в свою комнату и села на стул, готовая ждать столько, сколько понадобится…

ШИНОНСКИЙ ЗАМОК

(днями ранее)

– Ах, какая неосторожная, какая торопливая девочка!

Мадам Иоланда отодвинула в сторону письмо, написанное Жанной, и взяла чистый лист.

Старательно копируя чужие буквы, начала выводить первые строки нового письма. «Любезному Господину моему, дофину Франции…»

Она знала, что делает.

Тому лучнику, что привёз послание Девы, Рене строго-настрого велел передать его только в руки герцогини Анжуйской. И теперь мадам Иоланда готова была благословлять эту заботливую предосторожность сына! Жанна слишком откровенно