– А я, вот, тоже… – Монзиков пытался установить психофизический контакт с понравившимся ему пассажиром.

– А тебе чего надо, а? – спросил у Монзикова здоровяк.

– Да мне-то, вообщем-то, ничего не надо. Я только хотел спросить – выпить хочешь? – Монзиков внимательно посмотрел в глаза пассажиру, затем выпрямился и, увидев оживление на лице рыжего, продолжил, – пошли?!

– Светик, я сейчас! – здоровяк радостно встал и направился к месту Монзикова.

– Петь, ты куда? – спросила несколько обеспокоено жена своего мужа.

– Да я здесь, ты же видишь?! – нехотя ответил здоровяк.

Мужики сели рядышком. Дама, сидевшая с Монзиковым, всё ещё находилась в туалете. Видимо, там была очередь и она могла задержаться, по мнению адвоката, надолго. Монзиков оперативно достал бутылку и тут же нажал кнопку вызова стюардессы. Не прошло и минуты, как появилась очаровательная блондинка лет 19-20.

– Здравствуйте, господа! Что Вам угодно? – спросила стюардесса.

– Лапушка, нам бы стаканы и закуску… и, если можно, пива, – виновато попросил здоровяк Петя. – Мы тут с товарищем должны немного выпить…

– Извините, пожалуйста, но распивать спиртные напитки на борту самолета категорически запрещено! – улыбка тотчас слетела с личика и на двух мужиков-отпускников сурово смотрело должностное лицо Аэрофлота.

– А что, пиво – это, так сказать, тоже? – Монзиков с нескрываемым удивлением спросил у стюардессы.

– Пиво я принесу. А вот это, – и девушка указала на литровую бутылку водки, – уберите немедленно, и как можно подальше!

– А что, если мы не уберем, то ты нас высадишь? – спросил Монзиков, после чего он с Петром буквально взорвались от смеха.

– Тихо, тихо! Если хотите выпить, то через полтора часа мы будем уже в Адлере. А сейчас уберите, пожалуйста, подальше свою бутылку.

Монзиков, продолжая дергаться от смеха, начал убирать бутылку на то же место, откуда он ее достал. Стюардесса слегка улыбнулась и пошла за лимонадом, баночным пивом и конфетами. Когда она вернулась к нетерпеливым пассажирам, то услышала запах водки. Бутылки не было, а нездоровое веселье у мужиков и тревога среди пассажиров-соседей бросилось ей в глаза. Стюардесса не спешила раздавать пиво, лимонад и конфеты подозрительным мужикам, которые сидели в креслах с красными лицами и сомкнутыми губами. Они сами выхватили из рук стюардессы по банке пива, профессионально вскрыли и залпом выдули за несколько секунд. После этого оба отчаянно вздохнули и выпустили из легких такой букет запахов, от которого девушку чуть не сдуло.

Пока стюардесса ходила за пивом, конфетами и лимонадом, Монзиков с Петром из горлышка выдули всю литровую бутылку. Она их застала в тот момент, когда Монзков только-только засунул пустую бутылку в дамскую сумочку той самой пассажирки, ушедшей в туалет. Дамская сумочка приобрела форму бутылки. Кожа трещала по швам. Отчетливо проступали контуры косметички и расчески. Пробка от бутылки валялась в проходе между креслами.

Стюардесса поняла, что самое правильное будет, если она даст мужикам закуску, иначе последствия могут быть непредсказуемыми.

Прошло не более 3 минут, как она вернулась к ним с десятком разных бутербродов. Стюардесса молча дала дежурную закуску и хотела, было удалиться, но ее вдруг за руку схватил Пётр и силой усадил к себе на колени. Он крепко обнял бедняжку, потерявшую дар речи, и хотел уже её поцеловать, как над ним нависла фигура его тёщи. Тёща почему-то решила, что надо бить сначала стюардессу, а уже потом, если получится, то и подлеца-зятя. Красивая пышная прическа миловидной девушки мгновенно превратилась в жалкие волосяные клочья дачного пугала. Невозможно передать всю палитру словесной брани между вмиг растрепанной стюардессой и исцарапанной тёщей, а также тридцатью или более пассажирами, находившимися в бабской очаге потасовки. Монзиков ничего лучшего не придумал, как начал свистеть и улюлюкать. Петруха же не растерялся и начал левой рукой сдерживать рыпанье тёщи, а правой тискать под короткой юбкой девушку. Он даже умудрился засунуть свою лапищу в трусики и почти добраться до лобка, но стюардесса вовремя соскочила с шахтёра и обеими руками вцепилась мертвой хваткой в жидкие волосы старухи. Буквально за несколько секунд у неё в руках был большой клок пулуседых-полукрашенных волос. Когда дерущихся разняли, то все, почему-то, смотрели на блондинку стюардессу. Белоснежная когда-то блузка была разорвана на крупные клочья, губная помада тёщи так раскрасила лохмотья, что девушка стала походить на жертву автокатастрофы. Лифчик расстегнулся и ко всеобщей радости мужской части пассажиров стюардесса, сама того не ведая, играла прекрасной крепкой грудью. Тяжело дыша, тёща стонала и что-то бормотала себе под нос. Шахтер с адвокатом, опьяневшие в конец, продолжали неистово ржать.

После успешной посадки пассажиров долго не выпускали из самолета. Все ждали прибытия наряда милиции, который вызвали ещё в воздухе. Прибывшая бригада скорой помощи забрала тёщу и… Монзикова с Петром, которые назвались родственниками пострадавшей старухи. Стюардессе оказали медицинскую помощь прямо в самолёте, в комнате для экипажа.

Когда бригада скорой помощи приехала во вторую городскую больницу г. Сочи, то перед врачами встала дилемма – либо мертвецки пьяных «родственников» истекавшей кровью старухи сдать в медвытрезвитель, либо положить в тень здорового платана, окруженного кипарисами и пальмами, который бурно разросся невдалеке от больших ворот. Нести было мужиков недалеко и достаточно легко, поскольку они практически не сопротивлялись. Санитары бережно положили бесчувственные тела на траву, а затем на носилки погрузили тёщу и отнесли ее в приемный покой. Когда старуху помыли и стали снимать с неё установочные данные – Ф.И.О., дату рождения, место регистрации и т. д., и т. п., то она вдруг оживилась и стала проявлять признаки прекрасного самочувствия, для своего возраста, разумеется. Врачи как-то сразу сникли и поняли, что госпитализировать ее им не удастся. Теперь их смущал лишь жалкий вид старухи: разорванное платье, кровоточащие царапины, синяки, полулысая голова, абсолютно беззубый рот, протезы были сломаны во время потасовки со стюардессой.

* * *

В 1930 дверь двухместного полулюкса главного корпуса санатория Волна распахнулась. На пороге стоял полупьяный, сильно помятый, в грязных брюках, с волосатой грудью мужчина, в руках которого был небольшой чемодан и большая спортивная сумка на ремне.

– Здорово, мужик! Давно здесь, это? А? – Монзиков говорил и внимательно осматривал комнату, где была полуспартанская обстановка ещё с советских времен. Две примитивные, скорее подростковые, раздолбанные кроватки, покрытые старыми, выцветшими и не очень чистыми покрывалами, две армейские тумбочки со сломанными дверцами, карликовый обеденный стол, за которым с трудом могли поместиться два диетика, два старых стула и посуда – две алюминиевые столовые ложки, две изогнутые не один раз вилки с перекрученными ручками, два граненых стакана, две глубоких тарелки с голубой каёмочкой и отбитыми краями, пустая соломка, полуторалитровый графин с накипью на дне. На висевшей драной занавеске кучно сидели мухи. В комнате пахло морем и борщом со столовой, располагавшейся на первом этаже с обратной стороны корпуса.