Мы ждали, он молчал.

— Смольчук? — вскинул бровь Андрей Семенович. Выжидающе уставившись от него.

Сколько прошло времени? Десять минут? Пять? Он сглатывал, нервно озирался. То кидая взгляд на портрет президента на стене, то считывая текст с наград и грамот, висящих на почетных местах. Сколько по скудной обстановке от компьютера до шкафа с документами, но продолжал помалкивать, отчего я сжал кулак, стараясь держаться из последних сил.

— Влад, если вы не начнете говорить, мы не сможем вам помочь, — вновь предпринял попытку мягко «надавить» Оленев, смотря выжидающе на него.

— Если я расскажу все, кто защитит меня и мою семью? Они смогли добраться до вас, где гарантия, что следующими не будут мои родители? — это было первое, что мы услышали от Влада спустя пару минут и едва он сумел перебороть себя.

— А где гарантия, что они оставят их покое после всего? Или ты думаешь кто-то позволит твоей семье оставаться заграницей так долго без твоего участия? Ты им станешь не нужен уже через месяц-два, когда они смогут исчезнуть.

Я смотрел в его испуганные глаза и чувствовал давление со всех сторон.

Вот оно: страх, порождающий панику и лишающий всякой опоры. Именно его я видел на лице Смольчука, склонившись над ним и опираясь руками о стол. В темной робе и с мешками под глазами молодой парень словно потерял сразу несколько лет жизни в этих стенах. Его не били, не травили, с ним хорошо обращались — все дело в чувстве вины и страхе. Они преследовали его постоянно. Как можно смотреть в глаза семье, если ты стал преступником? Можно ли сказать родителям, что преступил ради них черту и оказался у самого края?

Вряд ли у меня были ответы на эти вопросы. Мы смотрели друг на друга и его светлые глаза будто совершенно выцвели под моим взором. Злость накрыла с головой в очередной раз за день. Пока он защищал мнимые идеалы и лелеял свою совесть, где-то там была Лиля. Ей было страшно, возможно ей больно, и никто не приходил на помощь. Я не знал, где она, что с ней. И это было самым кошмарным чувством из всех возможных — незнание убивало больше всего.

— Да скажи уже, черт возьми! — рявкнул я, не выдержав и потянувшись к испуганному Владу, едва успев уцепить его за жесткую темную ткань рубашки. Меня крепко обхватили, оттаскивая от стола.

— Доронов! — рявкнул где-то рядом Оленев. Андрей Семенович и Петр Андреевич с трудом оттащили меня от парня. Несколько листков с записями Максима Анатольевича медленно опустились на пол, сброшенные в суматохе и борьбе.

— Амир Давидович, вам следует покинуть кабинет, — строго произнес начальник СИЗО, проницательным взглядом смотря на меня.

— Серьезно, да? — прошипел я, ткнув пальцем во Влада.

— Амир, пожалуйста успокойся, — выдохнула Виола, стараясь призвать меня к спокойствию.

Меня попытались оттащить к двери, хотя продолжительное сопротивление с моей стороны мешало им это сделать. Петр уже предложил вызвать охрану, а вот Рязанов, как ни странно, уговаривал всех успокоиться. Не знаю в какой из моментов Оленев упустил то, что вернулся мой отец. Пока остальные разрывались между мной и тихо звереющими начальниками СИЗО, он быстро проскользнул к столу, за который еще сидел перепуганный бледный парень, вжимающийся в стул и опасающийся даже смотреть в мою сторону. Я снова дернулся. Но хлесткая пощечина не дала сдвинуться с места. Она была такой сильной, что, казалось, все меня будто изнутри кто-то тряхнул.

— Живо успокоился! — гаркнула Антонина Васильевна, с шипением потирая руку и пристально смотря на меня. Точно таким же карим взором, что и Лиля. Только взгляд более проницательным и жестким.

— Доронов. — процедил сквозь зубы Оленев, смотря на меня зло. — Я тебя предупреждал!

— Я так больше не могу, — выдохнула Виола. Она резко повернулась в сторону Влада и в два шага преодолев расстояние, хлопнула по крышке стола с такой силой, что мы все дружно вздрогнули. Смольчук успел только отклониться. Видя перед собой что-то на экране смартфона, который она показала ему и ткнув в него пальцем, крикнула:

— Видишь? Это моя дочь! Что она вам сделала?! Просто попыталась раскрыть ваши преступления и найти виновника? Или, по-твоему, было нормальным преследовать наши семьи, творить бесчинства, ломать, крушить чей-то бизнес и угрожать жизни невинным?

Она тяжело вздохнула полной грудью, отбрасывая свой телефон в сторону. Серый гаджет прокатился до края, и я успел заметить улыбающееся лицо Лили. Сердце сжалось, а Виолетта, отбросив назад волосы, наклонилась, присев перед парнем на стул.

— Я такая же мать, как твоя. Думаешь, сиди она тут сейчас перед парнем, причастным к похищению ее сына, какие испытала чувства? А ты? — в ее голосе было столько боли, что я опустил голову. Никто не попытался увести Виолу или Влада. Просто ждали.

— Мои люди доберутся до твоей семьи в считанные часы, — голос отца был ровным, спокойным. Я удивленно моргнул, а Виолетта сжала какие-то бумаги перед собой, ожидая ответа от Смольчука. — Ты уже рассказал часть того, что знал. Так почему бы не продолжить? Или думаешь только у твоих приятелей руки длинные?

Последние слова прозвучали по истине зловеще. Рязанов вздрогнул, пробормотав какую-то молитву, а вот Оленев наоборот переглянулся с начальниками СИЗО, шепнув уже мне:

— Я сделаю вид, что ничего этого не слышал.

И правильно. О некоторых вещах лучше не думать. Совсем.

Бывший поселок Красная гора с населением в ноль человек находился в глуши посреди леса. Добраться до него без специализированного транспорта зимой было практически невозможно. Я едва уговорил Оленева взять меня с собой на операцию, а остальных мы оставили дома в ожидании. Уже уезжая из СИЗО, Антонина Васильевна обняла меня напоследок и проговорила, погладив по щеке:

— Привези мою внучку обратно, Амир. Живой.

Мы не знали сколько их. По словам Владислава, из всего поселка сейчас использовалось только два дома и старый полуразвалившийся сарай для передержки товара. Также там периодически ночевали незаконные вырубщики леса, работающие на «Зеленый слон». Именно там, по словам Влада, могли держать Лилю и Семена, если они еще были живы.

— Сначала отправим вертолет, дабы осмотреть территорию сверху. Используем гражданский, чтобы было меньше подозрений. Не будем спускать спецназ по воздуху — это может вызвать ненужные жертвы, и наши заложники могут оказаться в опасности…

Пока нас наставляли, я задумчиво крутил на пальце кольцо, глядя на заснеженную трассу. Ничего удивительного, что их не смогли найти дорожные камеры. Заброшенный поселок — отличное место, чтобы спрятаться.

— Доронов? — мой взгляд переместился с пейзажа за окном на Оленева. — Ты понял? Остаешься в тени до конца операции под охранной, — Максим поджал губы, а я только кивнул, снова глядя перед собой куда-то в пространство.

Люди в бронежилетах перешучивались, словно это был обычный вызов к разбушевавшимся пьянчугам, а не захват опасных преступников и освобождение заложников. На панели мирно покачивал головой пластмассовый далматинец, а из динамика играли какие-то попсовые русские песенки. Я устало прикрыл глаза, хотя сна не чувствовал, несмотря на несколько дней недосыпа. Странное чувство эйфории и предвкушения заставляло держаться на ногах. Именно двигало мною все это время, заставляя сесть в машину и откладывая на потом желание разобраться со всеми предателями, причастным к похищению Лили.