Граф Хантли спокойно разорвал пергамент надвое и подал обе части королевскому вестнику.

— Возвращаю моему господину королю в надежде, что это поможет ему выследить дерзкого предателя, который столь вопиюще использует высочайшее имя для своих низменных целей.

Когда Ботвелл узнал о хитрости Хантли, то поблагодарил его за смелый поступок, но сказал:

— Теперь мне надо уходить. Это конец, и если Джеймс действительно желает моей смерти, то надежды нет. Мэйтлэнд думает, что выиграл. — И тут Ботвелл жестко засмеялся. — Он и в самом деле полагает, что, сломав хребет знати, станет править сам. Но если у него и в самом деле такие мысли, то такого глупца еще поискать! Те суровые люди, что воспитали короля, потрудились лучше, чем сами хотели. Пусть Джеми и суеверен, пусть трусоват, но на этой земле королем будет он один! Попомни мои слова!

— Обожди по крайней мере до весны, — возразил Джордж Гордон. — А потом, здесь Кат. Конечно, твоя графиня — отважная женщина, но это разобьет ее сердце.

Ботвеллу и не требовалось напоминать об этом. Они с Катрионой жили в выдуманном раю, притворяясь обычными людьми. Когда он поднялся, чтобы пойти к Хантли, она еще спала, но сейчас, наверное, уже проснулась.

Леди Лесли действительно уже не спала. Ее вырвало в тазик. Потом Ботвелл вытер графине рот влажным полотенцем и, прижав к себе, сказал:

— За это мне надо было бы избить тебя. — Кат не ответила, и он продолжил:

— Моя глупая, глупая возлюбленная! Ты сошла с ума? Думаешь, они тебя там радостно встретят, когда ты явишься с раздутым животом? С нашим ребенком?

— Ребенок мой, — ответила Катриона, яростно глядя на него.

— Наш, Кат. Твой и мой. Когда Патрик в Англии, сомнений быть не может. Боже! Он же гордый! Не примет ребенка.

— Примет, — угрюмо возразила она. — Уж это он мне должен!

— Боже мой! — изумился Ботвелл. — Ты что, хочешь заставить его всю жизнь платить за один неблагоразумный поступок? Разве он уже не достаточно наказан?

— Нет! — сердито выкрикнула графиня. — Со временем, возможно, я прощу Патрика. Но никогда не забуду. Никогда!

Этот неблагоразумный поступок, как ты сказал, стоил мне всего — счастья, душевного покоя. И какую роль в ваших играх играю я? Вам, мужчинам, так легко — у вас гордость, у вас проклятый кодекс чести! И вот вы и погубили меня все втроем. Патрик воспользовался мной как обычной шлюхой, чтобы удовлетворить свою раненую гордость. И хотят еще, чтобы я благодарила за то, что меня взяли обратно. Джеймс осквернил меня, это пятно мне никогда с себя не смыть. А ты, Френсис? — набросилась она на Ботвелла. — Что привлекло тебя ко мне вначале? Что Джеми хотел меня? Поэтому вы влюбились в меня, милорд? Чтобы утереть нос королю?

Еще одна победа над венценосным мальчиком?

Ей хотелось причинить боль, как они все причиняли боль ей.

И прежде чем граф успел это осознать, его огромная ладонь взметнулась и шлепнула Катриону по лицу. Глаза графини залились слезами, но она не издала ни звука. А только осторожно прикоснулась к щеке и пощупала ушибленное место. От силы удара в голове у нее звенело, но все равно был слышен гневный голос Ботвелла.

— Я люблю тебя! — кричал Френсис, больно впиваясь пальцами в мягкую плоть ее рук. — Я любил тебя с самого начала, но ты была Добродетельной графиней, и я уважал твою непорочность. Видишь ли, любовь моя, я соблазнял лишь тех женщин, которые хотели быть соблазненными. И когда Джеми хвастался, что затащил тебя в свою постель, то мне становилось стыдно за него, и больно было представлять, какой стыд чувствовала ты… Затем Патрик и Джеймс оскорбили тебя, и я уцепился за эту возможность, которую они по глупости мне предоставили. Я люблю тебя! Ты избалованная, упрямая сука, но я люблю тебя. Кат! И так тяжело оставлять тебя, но знать, что оставляю тебя с моим ребенком в животе… — Ботвелл запнулся. Обхватив ее подбородок большим и указательным пальцами, он приподнял его. — Почему, дорогая? Почему ты сделала это?

— Потому, — тихо ответила Катриона, — потому что мне невыносимо терять тебя всего, любимый. Ты думаешь, оттого, что я спокойно заживу в Гленкерке, мне полегчает? Боже мой, Ботвелл! Это будет еще тяжелее — не знать, где ты, все ли у тебя благополучно или в чем-то ты нуждаешься. Когда мы расстанемся на этот раз, я уже не увижу тебя никогда в жизни. По крайней мере малыш сохранит мне надежду, Френсис, и постоянно станет напоминать о нашей любви. Понимаете это, милорд? Без ребенка я погружусь в мир мрака, ибо буду стараться бежать от того, что с нами случилось. Ребенок поможет мне сохранить рассудок.

— Когда Гленкерк скажет, что не позволит оставить маленького, то пошли наше дитя ко мне. Ухаживать за ним будет непросто, но меня утешит, если с кем-то я буду делить свое изгнание. И на этого ребенка не ляжет клеймо незаконнорожденного. Я юридически признаю его, чтобы он мог носить мое имя.

Кат рассмеялась.

— Тебе будет чертовски неловко, мой прекрасный возлюбленный, бродить по Европе с младенцем на руках. К тому же, милорд, у меня сейчас девочка. Я чувствую. С девочками мне вначале всегда отвратно. — На глазах у нее заблестели слезы. — Однажды в Эрмитаже, когда Бесс вела себя с тобой недопустимо грубо, ты обещал, что когда-нибудь у нас появится своя дочка. Вот она и утешит меня в моем одиночестве.

— И я никогда не увижу ее, — негромко произнес Ботвелл.

— Увидишь! Каждый год я буду посылать тебе миниатюру с ее портретом, и ты будешь знать, как она растет.

— Невеликое утешение, дорогая, — взамен ребенка, которого я никогда не подержу на руках. И так тяжело было тебя оставлять, но теперь… — Он запнулся. — Я не слишком возражаю против близнецов, поскольку Гленкерк считает их своими, и они вырастут Лесли; но эта бедная малышка… — Он положил свою большую руку на живот Катрионы. — Кто позаботится, чтобы ее не обидели?

— Я, — тихо сказала графиня. — Нашей дочери никто не причинит вреда, Френсис. Клянусь!

— Если бы я был Патриком Лесли, — так же тихо произнес Ботвелл, — то, наверное., убил бы тебя.

— Граф Ботвелл, возможно, и прикончил бы свою неверную жену, но граф Гленкерк — нет, — уверенно заявила Катриона. — Патрик для этого слишком хорошо воспитан.

— А я нет? — Он весело поднял бровь.

— Нет, Френсис, нет! Если бы ты был воспитаннее, то не влез бы в эту свару с королем. Но только, любимый, не меняйся, потому что я люблю тебя таким, какой ты есть!

Он рассмеялся, но вскоре снова помрачнел.

— Не жми на Гленкерка сверх меры, Кат. Патрик любит тебя, и его мучает чувство вины за то, что он сделал.

Но это мужчина, любовь моя. Ты хочешь запихнуть ему в глотку огромный кусок, и, боюсь, он его выплюнет.

Графиня кивнула, и у Ботвелла появилось странное ощущение, что она намеренно хочет быть безрассудной.

Казалось, беременность успокоила Катриону, хотя время расставания и приближалось. С Френсисом же происходило противоположное. Его страшно волновало, как он оставит любимую. И опять они спорили из-за денег.