— Там какая-то леди вас спрашивает.

— Что за леди? — удивилась мисс Трант.

— Знать не знаю, мисс, — ответил работник, печально глядя на нее одним глазом. — Она не назвалась.

— Что ж, проводите ее сюда, пожалуйста, — сказала мисс Трант и обменялась еще несколькими фразами с мастерами. Затем она обернулась и увидела женщину, шедшую к ней по залу. То была Хильда — последний человек на свете, которого она хотела бы сейчас видеть.

До сих пор Хильда появлялась в нашей хронике лишь однажды, в разговоре мисс Трант с племянником, сообщившим, что тетя Хильда «жутко расстроилась» из-за его затеи со «Статиком». Последние пятнадцать лет она была женой Лоренса Ньюэнта из адвокатской конторы «Поркисон, Ньюэнт и Поркисон»; образцовой матерью двух детей и в равной степени образцовой хозяйкой дома на Кадоган-плейс. Внешне она походит на мисс Трант, только ниже ростом, крепче и лощеней; она старше нашей героини на шесть лет, хотя по виду — на все десять. Как жена, мать и хозяйка, она — в высшей степени разумная и способная дама, но как член общества (или, верней, двух обществ, поскольку она все время пытается покинуть одно и втереться в другое) порой выставляет себя на посмешище. В свое время Хильда слишком часто падала жертвой многочисленных мимолетных страстей и увлечений, и хотя очевидно, что порой они приводят нас к полной переоценке мировоззрения (например, теософия), ни в одном самом безумном порыве Хильда и на тысячу миль не приблизилась бы к управлению бродячей труппой комедиантов. Последние двадцать лет она регулярно осуждала младшую сестру то за жизнь в глуши и самоотречение, то за желание вырваться на волю. Незадолго до смерти отца она, нимало не стесняясь, утверждала, что Элизабет напрасно себя губит. А теперь — это написано у нее на лбу, пока она идет по проходу, — Хильда вздумала, что бедняжка наконец обрела свободу и наверстывает упущенное.

Они расцеловались.

— Хильда! — воскликнула мисс Трант, сдавленно хохотнув. — Какой сюрприз!

— Правда? — рассеянно ответила Хильда, озираясь по сторонам. — Мне велели поискать тебя тут. — Ее взгляд замер на вихрастом Иниго, перекинулся на блестящее сморщенное лицо Джимми, на рубашку Джо и на пиво с сандвичами мистера Окройда. Наконец, мысленно уничтожив все это или по крайней мере отодвинув на задний план, Хильда взглянула на сестру.

— Как ты меня нашла? — выпалила мисс Трант.

— Труби сказал, — ответила Хильда. — Верней, написал, подумав, что я должна все знать. И я с ним согласна.

— А по-моему, очень некрасиво с его стороны! — воскликнула мисс Трант. — Это не входит в его обязанности. Уверена, Лоренс со своими клиентами так не обращается. Впрочем, ничего страшного, я не против.

— Разумеется. Если только ты не хотела все скрыть.

Мисс Трант вспыхнула.

— Глупости! Просто я должна была сама вас известить. Пока у меня не было такой возможности, честное слово. Столько дел! Право, Хильда, я еще никогда не была так занята. Ты не представляешь, сколько тут хлопот.

Сестра закрыла глаза — то был ее давний фокус, помогавший задвинуть рубашки и пивные бутылки еще дальше.

— Но скажи же, — продолжала мисс Трант, — как ты меня нашла?

— Я телеграфировала Труби, он дал твой адрес, и я приехала, как только смогла. Конечно, бросать все дела было страшно неудобно — ты ведь знаешь, как трудно с этим в городе, все куда-то спешат, — но я не могла не приехать. Лоренс тоже хотел. Поначалу, только узнав новости, он расхохотался — такое уж у него чувство юмора, — но потом быстро понял, что ничего смешного здесь нет, и захотел приехать: тебя могли обманом втянуть в чудовищную аферу, заставить подписать контракт и лишить всех денег. Он говорит, в театральном мире полно самых гнусных жуликов, а уж он, поверь мне, в таких вещах разбирается. Словом, он тоже хотел приехать, но я сказала, что сначала должна сама с тобой встретиться. С Ливерпуль-стрит сюда идет неплохой поезд. Приехав, я догадалась, что уж в летнем-то павильоне про тебя слышали. И вот я здесь, Элизабет.

— Понятно… — протянула мисс Трант, а потом вдруг улыбнулась и взяла сестру за руку. — Что ж, я очень рада тебя видеть, Хильда.

Между ними воцарилась тишина. От пианино доносилось тихое «пам-пам-пам», а со сцены раздался голос мистера Окройда, который пробубнил сквозь сандвич:

— Знаешь, Джо, бочковой эль нынче ужо не тот, что раньше, но от этой газированной дряни из бутылок меня раздувает, как воздушный шар.

Хильда бросила на сцену горестный взгляд и зашагала прочь. Мисс Трант последовала за ней, и вместе они остановились в дверях.

— Ну же, дорогая, — воскликнула мисс Трант, — я ведь вижу, как тебя распирает! Не молчи!

— А я вижу, что ты готова взорваться и наговорить мне всякой чепухи, — добродушно ответила Хильда. — И я отказываюсь ссориться в таком месте, это нелепо. — Тут она посерьезнела. — Но молчать я не могу.

— Говори, не стесняйся, Хильда.

— Милая, признай: я имела право знать! Почему же ты меня не известила? И вообще я не понимаю, как ты могла связаться с подобными людьми. Последний раз, когда я получала от тебя весточку, ты сидела в Хизертоне, меблировала гостевой коттедж и готовилась к сдаче Олд-Холла. А тут я узнаю — и от кого? от Труби! — что ты шатаешься по стране с кучкой жалких бродяг. Это абсурд! Тебе не пятнадцать, чтобы мечтать о сцене. Как это случилось?

Мисс Трант постаралась изложить сестре, как все случилось, вкратце пересказав события последних недель, начиная с того дня, когда она покинула Хизертон.

— Подозреваю, это действительно абсурд, — заключила она. — Однако нельзя всю жизнь быть умницей-разумницей! В конце концов, ты всегда жила в свое удовольствие, Хильда. Вот и я теперь занята делом, мне весело, и я никому не причиняю вреда — наоборот, несу сплошное благо всем вокруг, включая себя.

— Вот уж не знаю, — ответила Хильда.

— Зато я знаю!

Хильда воззрилась на сестру и молчала целую минуту. Создавалось впечатление, что она обдумывает новую стратегию, отметая все прежние упреки и увещевания.

— Что ж, Элизабет, — наконец проронила она, — я не собираюсь читать тебе нотации, строить из себя строгую старшую сестру и прочее. Я не старомодная ханжа. И я не стану напоминать, что сказал бы на это отец… — Она увидела сестрину улыбку и спешно добавила: — Да, знаю, он не одобрял многих моих поступков. Пожалуй, не стоит его упоминать: он вообще был против всего, что не соответствовало его представлениям о приличиях. Но меня ведь нельзя назвать занудой, верно? У меня нет предрассудков насчет театра и театралов. Я и на светских приемах знакомлюсь с артистами — исключительно знаменитыми артистами, разумеется, — и с удовольствием приглашаю их в свой дом. Да и все приглашают, кроме нескольких старых хрычей. Но эти бродяги… что ты в них нашла? Толпа пропойц и заурядных пустышек, которые мотаются по всей стране из одних грязных комнат в другие, едва сводят концы с концами и…