Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поклонившись небу и земле, духам предков, членам семьи по старшинству, Шан Ши удалилась в комнату, которая при иных обстоятельствах была бы спальней жениха и невесты. Там она снова переоделась — на этот раз в траурное одеяние. Она выполнила все церемонии, которые сопутствовали китайской свадьбе, — только без жениха.
По китайским обычаям, между смертью и захоронением проходит довольно длительное время. Все тщательно готовились к похоронам покойного, и молодая «вдова» приняла в этом печальном деле деятельное участие, вызвав уважение и восхищение присутствующих.
Наконец все было готово, и похоронная процессия двинулась к месту захоронения. Шан Ши, рыдая, следовала за гробом, рядом шли родители покойного и плакальщики.
Гроб опустили в могилу. Не в силах совладать с собой, Шан Ши бросилась в могилу, обхватила руками крышку гроба, словно обнимая покойного мужа, которого она ни разу не видела ни живым, ни мертвым, и ее отчаянный крик был слышен далеко за могильной насыпью. Плакальщики застыли в почтительном ожидании, предоставляя несчастной возможность излить свои чувства. Убедившись, однако, что она не собирается покидать могилы, они стали упрашивать ее подняться наверх. «Вдова» на это ответила: «Мое место здесь, возле мужа. Если он с мертвыми, мое место также с мертвыми. Засыпайте нас вместе».
Некоторое время все стояли в нерешительности. Зная твердый характер своей дочери, родители были уверены, что, если силой вытащить ее из могилы и принудить вернуться домой, она все равно покончит с собой. Тогда решили оставить ее в покое и стали осторожно горстями бросать землю на спину несчастной и на гроб. Думали: может быть, это заставит ее принять благоразумное решение. Плакальщики и родители на время удалились с кладбища, дав возможность «вдове» побыть одной. Спустя некоторое время они вернулись и увидели, что Шан Ши, слегка покрытая землей, лежит на крышке гроба без движения: она была мертва. Ее похоронили рядом с тем, о ком она так сильно горевала.
Отголоски старых обычаев сохранились в Китае до сравнительно недавнего прошлого. Вот что рассказала автору этих строк в Пекине в 1956 г. старая китаянка:
«Родом я из провинции Гуанси. Занимались мы там землепашеством. В трехлетнем возрасте помолвили меня с сыном одного богатого крестьянина из дальней деревни. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, стряслась беда. Жених мой был хворый, заболел да и умер, а его родители затребовали меня по давнишнему уговору. Горькими слезами плакала я, убивалась перед отцом и матерью. Пожалейте, говорю им, не губите молодую жизнь. Но отец беспомощно разводил руками: „Раз ты помолвлена, значит, я не могу нарушить уговора, обязан доставить тебя к родителям жениха“.
Увезли меня в дальнюю деревню и обвенчали там с поминальной дощечкой, на которой было написано имя моего умершего жениха. Так я стала вдовой покойника.
Через несколько дней после похорон свекровь говорит мне: „Ты должна до конца жизни оставаться вдовой, иначе осквернишь дух покойного мужа и нарушишь закон предков“. Я прожила в семье умершего жениха пятнадцать лет и досыта натерпелась всяких обид».
Существовал обычай, в соответствии с которым близкие друзья давали друг другу клятвенные обещания: если у них родятся дети, то мальчик и девочка станут мужем и женой, мальчик и мальчик — братьями, девочка и девочка — сестрами. Договор о браке часто бывал заключен, когда будущие муж и жена находились еще в утробе матери. И даже если впоследствии кто-нибудь из них оказывался душевнобольным, безобразной наружности, калекой и т. п., все равно договор не мог быть расторгнут. Единственной причиной его расторжения могла быть только смерть одного из помолвленных.
Свадебные обряды совершались не по абсолютному незыблемому и одинаковому ритуалу. Церемониал определялся и социальным положением жениха и невесты, и географическим фактором: на юге Китая свадьба проходила несколько иначе, чем на севере. Поэтому затруднительно нарисовать универсальную картину старой китайской свадьбы. Попытаемся воспроизвести лишь некоторые ее наиболее характерные особенности.
К свадебному столу сушили различные фрукты — символ многодетности. Дарили арахис и каштаны с пожеланием, чтобы будущий ребенок рос крепким и здоровым, финики — чтобы ребенок родился быстрее, семена лотоса — чтобы дети рождались один за другим.
Многодетность символизировали также гранаты и огурцы, ими наполняли вазы на столах, а в семьях победнее они изображались на картинках, которые развешивались во время свадьбы.
Первым совместным имуществом жениха и невесты независимо от их социального положения, были: подушка, постельные принадлежности, вазы, зеркало, чайник, чашки. Обычно старались приобрести эти вещи в четном количестве. Подарки также преподносились по этому принципу: две книги, четыре чашки и т. д. Ваза для цветов по-китайски называется хуа пин. Пин в другом написании означает «мир», поэтому, преподнося в дар вазу молодым супругам, как бы говорили: «Живите в мире». Зеркало традиционно символизирует супружеские отношения. Когда муж и жена расходились или когда кто-либо из них умирал, говорили: «Зеркало разбилось». Если супруги снова начинали жить в мире, в народе говорили: «Разбитое зеркало снова стало круглым».
В китайском народном изобразительном искусстве много картин посвящено свадебной символике. Нежные цветы и полная луна выражали всю прелесть и полноту чувств мужа и жены. На лубочных картинках изображали диких гусей и уток. Дикие гуси всегда летают в паре и никогда не покидают друг друга, поэтому гусь считался эмблемой новобрачных. Его дарил жених невесте в качестве свадебного подарка. Утка и селезень сильно привязаны друг к другу, и когда они разлучаются, то чахнут и погибают. Вот почему в китайской символике утка и селезень представляют собой символ супружеской верности и счастья.
Словно для того, чтобы подчеркнуть, как неимоверно тягостна жизнь простого человека в феодальном Китае, художники постоянно обращались к изображению предметов, символизирующих человеческое счастье: сорока и цветущая слива означали большую радость; цветы лотоса и золотые рыбки — вечный достаток в доме; перепелка и колосья риса — мир и спокойствие.
В некоторых районах Китая жених, после того как сватами был выработан брачный договор, посылал совершенно незнакомой ему невесте подарки, в том числе гуся. Девушка, принявшая гуся, считалась просватанной, хотя бы по возрасту ей и предстояло еще много лет ждать свадьбы.
Г. Гессе-Вартег по этому поводу замечал:
«Можно представить себе, что должна испытывать только что расцветшая китайская девушка, получая китайское обручальное кольцо — гуся. Она не имеет ни малейшего представления ни о наружности, ни о характере того человека, с которым готова связать свою судьбу. Она не может ничего узнать о нем ни от родителей, ни от братьев, ни от знакомых; со дня сватовства ее держат взаперти еще строже прежнего. Она не смеет видеться ни с кем чужим и при появлении гостей должна немедленно удаляться из комнаты. Все существо китайской девушки, все ее чувства и желания подвергаются такой же беспощадной ломке и гнету, как и ее ножки — „золотые лилии“».