Обидно.

И обида заставила Лизаньку прикусить губу.

— Я пойду прогуляюсь, — сказала она громко, и Клементина, следившая за красавицами, нахмурилась, но запрещать не стала, предупредила лишь:

— Панночка Елизавета, будьте так любезны вернуться к ужину.

Вернется.

К ужину, к треклятому шпинату и вареной капусте, к паровым безвкусным котлеткам, травяному чаю и пустой болтовне…

Из Цветочного павильона Лизанька выпорхнула.

Ах, до чего душно, тяжко на сердце! И душу терзает неясная тревога…

— Панночка Лизавета! — окликнули ее, и голос этот — тихий, бесцветный, — заставил Лизаньку подскочить. — Панночка Лизавета… я…

…крысятник появился будто бы из ниоткуда. Неопрятный. Еще более жалкий, чем Лизаньке запомнилось, пусть бы и вырядился он ныне в темную куртку с эмблемою, какие носили местные сторожа. Куртка была ему велика, карманы ее топорщились, а на шее крысятника ярмом висела древняя камера.

— Панночка Лизавета, — сказал он, норовя заглянуть в глаза, — я вас ждал.

— Зачем?

Лизанька подобрала юбки.

Отчего-то мысль, что этот ничтожный человечишка к ним прикоснется, пусть бы и ненароком, была Лизаньке неприятна. И глядя на крысятника, который застыл, не смея сдвинуться с места, она думала, что зазря с ним связалась.

Заплатила еще…

И чего, спрашивается, ради?

Она ведь и сама-то великолепнейшим образом справилась. Да и было чего справляться, все ж очевидно. И этот еще недавно казавшийся весьма полезным человек ныне превратился в человека бесполезного, а то и вовсе опасного.

Приехал.

Ошивается. Вынюхивает тут… а если вынюхает чего, что не положено? И в газетенке своей мерзкой напишет? Себастьяну от него один вред, а о Севастьяновых интересах Лизанька должна позаботиться.

— Поговорить хотел, — сказал крысятник, почесывая щеку.

В пятнах каких-то… и глаз дергается… и как его только в сторожа приняли?

— Не о чем нам с вами разговаривать, — решительно заявила Лизанька.

Ждала, что станет возражать, допытываться, с чего вдруг этакая перемена, но крысятник лишь плечами пожал и поинтересовался:

— Вы уверены?

Конечно, она уверена. И более того, имейся способ спровадить его так, чтобы безвозвратно, Лизанька непременно бы им воспользовалась… может, жалобу написать? Или сказать, что он Лизаньку снасильничать хотел? Тогда-то его точно посадят… но слухи поползут, а Лизаньке слухи не нужны… и опять же ему тоже есть чего рассказать… поверить, может, и не поверят, но сомнения… и снова слухи…

…ах, до чего неудобен стал ныне тот давешний разговор, который по-всякому истолковать можно. Ничего, будет Лизаньке наука наперед. И она, гордо вздернув подбородок, ответила:

— Я абсолютно уверена. У нас с вами никаких общих дел нет и быть не может. А если вам иное показалось, то это исключительно ваши собственные фантазии.

Хорошо сказала. Красиво.

…преподаватель по риторике был бы доволен, а то говорит, что, дескать, Лизанькина речь чересчур простовата.

— Если же вздумаешь меня преследовать, — добавила она, чтобы уж наверняка отделаться, — то я обвиню тебя в домогательствах. И мой папенька тебя на каторгу спровадит.

…давно хотел, да все что-то медлил.

Нерешительный он, в отличие от Лизаньки.

Или добрый чрезмерно?

Но маменька говорила, что излишняя доброта лишь во вред, и ныне Лизанька как никогда лучше понимала ее правоту. Потому сама решила, что с крысятником будет добра ограниченно… она ему не станет мешать, пусть уже за это скажет спасибо.

— Что ж, панночка Лизавета, приятно было познакомиться, — тихо ответил крысятник и исчез.

Нет, ну как у него это получается?

Папенька тоже удивлялся… талантом называл… Лизанька вздохнула и отбросила неудобные мысли. Собой она в целом была довольна. И даже настроение поднялось. Пожалуй, что нынешняя прогулка будет вполне себе в удовольствие. Правда, далеко Лизаньке уйти не позволили.

— Панночка забыли зонтик. — Серая горничная возникла за спиной с кружевным зонтиком нежно-бирюзового колеру. — Панночке надобно поберечься от солнца…

Верно.

…позавчера королевский косметолог самолично смешивал крема, пытаясь отбелить Лизанькину кожу, и громко сетовал, что панночка не берегла себя и что на локтях кожа вовсе огрубела, а сие недопустимо… и еще волосы мазал какой-то пакостью, черной и вязкой, которая, ко всему, пахла болотом. Лизанька терпела, стиснув зубы. Правда, после процедур волосы сделались невероятно мягкими, а кожа — фарфорово-белой, будто бы прозрачною.

Зонт раскрылся, защищая Лизаньку от опасного солнечного света.

…ах, до чего славная, должно быть, эта жизнь…

…просыпаться и выглядывать за окно, любуясь многоцветьем королевского парка. Спускаться в столовую, завтракать под нежные звуки арфы, вести неспешную беседу о высоком… к примеру, о королевском театре, или о моде, или еще о том, что творится за дверями дворца, потому как поговаривали, что его высочество решительно расстались с графиней Анелией, которая — вот дура-то! — королевичу изменила…

…и обсудивши новости, переодеваться, выходить на прогулку. Идти вот так, неспешно, вдыхая тяжелый воздух — такой бывает перед самою грозой, — пить его, пронизанный ароматами роз и эльфийских трепетных желтоцветов…

— Панночка заблудилась? — Этот низкий бархатистый голос как нельзя лучше вписывался в Лизанькину прекрасную мечту.

— Панночка гуляет, — ответила она с улыбкой, на сей раз вполне искренней.

— В одиночестве?! — притворно ужаснулся пан Грель…

…Грель… нехорошее имя, куцее какое-то, и ему не идет.

— Уже нет… если, конечно, вы не слишком заняты…

— Отнюдь. — Он поклонился и поцеловал Лизанькину ручку, трепетно коснувшись кожи губами. И Лизанька зарделась от смущения… — За-ради прекрасной панночки я всегда свободен!

Горничная держалась в отдалении… и не уйдет ведь, потому как Клементина бережет чужую репутацию паче собственной…

…собственной-то нету, небось думает, что если Лизанька из простых, то ничего-то не знает. А все про нее знают, королевскую бастардку… слово-то какое, специальное, а ежели разобраться, то ублюдок — он ублюдок и есть, как его ни назови. Строит из себя всю такую распрекрасную шляхетку, а живет едино милостью братца…

Дева старая.

Правда, поговаривают, что вовсе даже не дева, что у нее собственный полюбовник имеется, и по-хорошему получается, что не ей морализаторствовать, так нет же… небось сотню лет тому ее бы живенько в монастырь спровадили, чтоб род королевский не позорила.