Не менее ясно говорят и многочисленные до нас дошедшие пластические изображения эпохи. Если в ванне (а это, как уже указано, обычная форма купания) друг против друга сидят двое, увлеченные веселой беседой, то это обыкновенно мужчина и женщина, и мужчина редко упускает случай доказать своей симпатичной партнерше свою радость весьма недвусмысленным образом. В бане вели себя не менее распущенно. Классическим изображением веселой жизни в бане является превосходная большая гравюра Альдегревера, сделанная с картины Виргилия Солиса и обыкновенно фигурирующая в каталогах под ошибочным названием «Бани анабаптистов».

Все эти подробности подтверждаются указами. Вышеприведенный указ, изданный в Гёрлице против обычая пляски в обнаженном виде после бани, относится не только к свадебному купанию, а регистрирует общепринятый прием. Ссылкой на разнузданность, царящую в банях, обставлялись далее в продолжение всего XV и XVI веков в большинстве городов требования разъединения полов во время купания, накладывался запрет на совместное купание. Однако, по-видимому, эти постановления постоянно игнорировались. Разумеется, не старушками, а молодыми парнями, не желавшими упустить приятного случая по-своему поухаживать за девицами. А о сочувственном отношении последних к подобного рода шуткам говорят последствия, о которых часто упоминают авторы хроник и шванков. Иллюстрацией может служить помещенный в собрании шванков «Die Gartengesellschaft» («Общество в саду». – Ред.), сделанном Фреем, рассказ «Von einem Bauems Sohn, der zwo Beginen schwanger machte»[43]. Этот рассказ подтверждает, между прочим, и тот порицаемый современными моралистами факт, что и монахи и монахини были усердными посетителями публичных купален и бань.

«Купание Венеры и Марса». 1525–1535 гг. Фреска. Художник Джулио Романо

Но и там, где оба пола уже не имели права совместного купания, где для каждого было установлено особое время и существовали особые помещения, быт этих учреждений представляет еще немало характерных особенностей, позволяющих судить о нравственных воззрениях эпохи. Так, во многих местах женщинам тем не менее разрешалось пользоваться услугами банщика, имевшего на себе только небольшой фартучек, тогда как сами они отказывались даже от передника и разоблачали перед ним всю свою сияющую красоту. Об этом факте свидетельствуют как многочисленные сообщения, так и не менее многочисленные изображения (например, рисунки Дюрера, Нелли и др.). Надо заметить, что банщики не исполняли тупо-равнодушно свою обязанность, а часто позволяли себе довольно грубое ухаживание за понравившимися им женщинами. В одном сообщении говорится, что хотя они и снабжены фартуком (Niederwadt), но часто его «роняют, как будто невзначай». А от взоров других мужчин женские бани были отнюдь не герметически закупорены. Известно, что Дюрер там сделал «не один хороший рисунок с натуры». Другим важным доказательством в пользу этого факта служит часто повторяющийся в искусстве мотив Батшебы. Отсюда можно делать только тот вывод, что возможность подглядеть женщин во время купания тогда была прямо стереотипна.

Не следует забывать, что в эпоху Ренессанса публичные бани и купальни были не только городскими учреждениями, а имелись в большинстве деревень. В более значительных встречались порою даже две. В более крупных городах их насчитывалось десяток и больше. Приведем в подтверждение несколько цифр.

Из документов видно, что в период 1426–1515 годов каждая из пяти деревень под Ульмом имела свою баню. В XV веке жители Лейпгейма просили разрешения открыть вторую. Деревня Бургау около Бюлау в Швейцарии, состоявшая из 35 дворов, имела также свою баню. По словам Гваринониуса, в Австрии не было города, местечка, деревни, как бы они ни были ничтожны, в которых не было бы своей бани. Присоединим несколько цифр относительно более крупных городов. В период между XIII и XVI веком в Цюрихе насчитывалось пять бань, в Шпейере – девять, в Ульме – десять, в Базеле – одиннадцать, в Вюрцбурге – двенадцать, в Нюрнберге (по словам Ганса Сакса) – тринадцать, во Франкфурте-на-Майне – пятнадцать, в Вене – двадцать одна и т. д. Так как трудно было придумать более удобный, а для той эпохи и более приятный случай поклоняться Венере словами, взглядами, жестами и поступками, так как все здесь прямо толкало к использованию этого случая именно таким образом, то баня и дом терпимости очень рано слились. Это слияние объясняет нам и то обстоятельство, что профессия содержателя бани, как и профессия хозяина дома терпимости или скоморохов, считалась в продолжение всего Ренессанса ремеслом бесчестным. А самое слияние этих двух учреждений замечается повсеместно и господствовало очень долго.

Первым проявлением этого слияния бани с проституцией была банщица. К услугам посетителей всегда, кроме банщика, были и банщицы. Если первые часто обслуживали женщин, то вторые не менее часто – мужчин. Банщица не только мыла, но и готовила постель для посетителя, если он желал после бани отдохнуть и т. д. Так становилась она естественным образом компаньонкой гостя, отвечавшей на все его даже самые грубые выходки, которым благоприятствовал уже один его костюм.

Одежда банщицы состояла везде только из сорочки, которая, по словам современников и по свидетельству искусства, часто была сделана из прозрачной ткани. Бывали случаи, как видно опять-таки из картин, что банщицы обслуживали гостей и совершенно обнаженными. Банщицы были лучшей рекламой хозяина бани, и он нанимал обыкновенно красивых и крепких, таких, которые могли смело обнажаться перед мужчинами, чтобы воспламенять их в таком виде. Некрасивые банщицы были всегда предметом насмешек. Доход хозяина возрастал, конечно, в зависимости от количества развлечений, которые посетитель находил в его учреждении. Нет надобности доказывать, что роль банщиц обыкновенно исполняли проститутки. Названия «банщица» и «проститутка» были синонимами. Назвать женщину «банщицей» считалось страшным оскорблением. «Она вела себя так скверно, как банщица». В песнях Клары Гетцлерин мы также находим подтверждение того, что банщицами были обыкновенно проститутки. В одном из ее стихотворений, описывающем радости мая, говорится: «После завтрака мы пойдем в баню и пригласим красавиц, чтобы они нас мыли и развлекали. Пусть никто не спешит, а прохлаждается, как князь. Эй, банщица, приготовь каждому хорошую постель».

Заметим для полноты еще следующее: так как публичная баня была вместе с тем храмом Венеры, а банщица – прежде всего ее жрицей, то священникам и монахам посещение этих учреждений было или совсем запрещено, или же им предписывалось пользоваться услугами лишь банщика. Часто сами священники и монахи приводили банщика с собой. И вот случалось, что, когда чьи-нибудь дерзкие глаза заглядывали в помещение, где он мылся, банщик оказывался с косой. Таково, между прочим, содержание веселого стихотворения. Оно помещено в амбразском сборнике песен.

Далее следует упомянуть, что банщицы представляли собой ту маску, за которой пряталась проституция в деревнях. Однако не только банщицы, но и многие из посетительниц бани принадлежали к большому ордену «веселых женщин» – femmes folles, как их называли во Франции, или «перепелок в башмаках», «соловушек», как их местами называли в Германии. На этот счет у нас имеются достоверные сведения относительно Вены, Берлина, Нюрнберга и других городов. В большинстве случаев только самые красивые проститутки выбирали баню местом своей деятельности. Так как оба пола купались вместе и без костюма, то красивая проститутка имела здесь лучший случай рекламировать себя. При многих банях находились обыкновенно одна или две комнаты, куда парочки могли уединиться.